Люси пытается действовать, будто перед ней обычный клиент. Не думать, не поддаваться, не пытаться - все вместе сплетается в сознании в чувство опасности. Она должна бояться, она и боится, но ее так тянет, так манит то, что исходит от клиента, что и хочется сбежать, хочется остаться. Сильные руки бесцеремонно обращаются с ее телом, будто бы не она им владеет: разворачивают, прижимают к себе. Чуть выгнуться, и почувствуешь эрекцию, значит, все у Хайда хорошо, хотя и поводов сомневаться не давал. Люси вздрагивает, когда он прикусывает ухо, ей неприятна мысль, что сейчас он проведет ладонями по ее телу, пока еще корсетом защищенному.
Но когда ладони скользят, исследуя изгибы фигуры, как становится жарко, и совсем не от страха. Ладони обнимают грудь, дыхание обжигает затылок, кудряшки сминаются, страх по затылку расползается, Люси дергается, но не вырывается.
Ноги подводят. Или нет, толчок в спину - она падает на кровать, сразу же переворачиваясь и усаживаясь, готовая в любой момент отползти, если Хайд дернется к ней. С кровати Люси следит за чужаком в ее комнате, тот едва уловимо напоминает ей кого-то, только узнать никак не удается. Даже когда движение замирает, когда на стул усаживается, никак не приходит догадка, на кого Хайд похож.
Главный талант Люси - умение сыграть восхищение, восторг, возбуждение, даже когда его не чувствуешь. Почти реальность, почти правда, пусть верят те, кто платит. Сколько на этой кровати, на этих смятых простынях стонали, доведенные до оргазма, лишенные реальности, верующие, что их в этот момент считают светом в окошке. Но лгать Хайду, похоже, не выйдет. Испытание может не быть пройдено, закончится очень плачевно.
Вот только возбуждение само накатывает. Брошенный взгляд, оценивающий каждое движение, вульгарной в тени этой комнаты должна быть шлюха, а выходит, что не только она; в горле пересыхает, Люси выдыхает, слезает с кровати.
Раздеться - просто.
И делать это медленно - тоже.
Сначала в сторону отброшена рубашка, скрывающая повязку на плече. Пальцы легко тянут шнуровку корсета, хитро стянутую: у Люси служанки нет, снимать принято одним движением, ладно, двумя, и вот уже тиски китового уса слабеют, отпускают, заставляют вдохнуть. Корсет отправляется на пол, обнажая грудь, талию, вырисовывая некий соблазн, спрятанный в кружевах трусиков и чулках. Люси присаживается на край кровати, чтобы стянуть сапоги. Дергает зажимы пояса, освобождая чулки. Ладонями поддевает измятый, дешевый качеством ажур красоты, сворачивает в валик, снимает медленно, демонстрируя точеную лодыжку, достойную аристократок, природа шутит, порой. Второй чулок, испорченный стрелкой, намекает на то, что придется искать замену. Чулки недешево стоят, но Люси присмотрела магазинчик недалеко, там можно взять незадорого, если повезет, окажутся даже носибельными.
И все это время колкий взгляд черных глаз следит за движениями рук, бросает в дрожь, ласкает и кусает, все одновременно.
Единственная деталь одежды, на Люси все еще остающаяся, это трусики, дешевое кружево, которое первое время после покупки мазало кожу, царапая простотой, пришлось выстирывать, чтобы смягчилось, чтобы красить кожу перестало. Люси снимает их, держит на двух пальцах руки, медленно идет к Хайду. Дарит ему улыбку, опирается коленом на стул между ног мужчины, да так, чтобы он это чувствовал.
- Я готова продолжать.
Ей показалось, что он был готов ее поцеловать, когда они вошли в комнату, но передумал. Люси ходит по краю, но ей почему-то именно в эту секунду хочется попробовать сделать что-то, что не подконтрольно Хайду. Рука ловит его за подбородок, девушка, словно, задумывается. Что-то в его глазах заставляет передумать бездумно целовать клиента, в конце концов, это ведь работа, а не удовольствие для нее, и вместо этого она садится на его колени, сжимая своими его бедра.
- Ты слишком одет. Помочь?
