Света улыбается, немного задумчиво. То, что Александр помнит о ее сыне, мило, но сейчас она бы предпочла не думать об этом. Не чувствовать себя плохой матерью, которая радуется, что бабушка и дедушка забрали ребенка, а она может прогуляться с мужчиной, с которым ровным счетом ничего не понятно. Что их ждет в будущем? Как все будет? Света не могла жить моментом, не могла задумываться, к чему это все приведет. Но пыталась. И в эту минуту пыталась вдвойне, так как не могла отделаться от мысли, что все происходящее мимолетно, и что временное состояние полета души однажды растворится в реальности, отнюдь не благосклонной к Сергиевской.
Вот только сейчас, чувствуя руку Молокова, его тепло, вслушиваясь в звук его голоса, Света хотела только одного: не думать о сыне, реальности и прочем, что так или иначе отравляет жизнь.

- У меня есть время.
Что-то все же мешает безапелляционно заявить, что Ваня сегодня не дома. Слишком уж откровенно это могло прозвучать, словно бы Света предлагала то... о чем пока речь не шла. Случайная неспешность, коснувшаяся обоих, когда первое обжигающее впечатление улеглось, приятно согревала душу. Пусть каждое прикосновение и продолжает обжигает, вызывая в душе бурю эмоций, которые сложно, но возможно все еще, контролировать. Даже сейчас, когда Сергиевская чувствует себя, словно семиклассница, влюбленная в лучшего парня школы из одиннадцатого класса: когда следишь за каждым его движением, когда хочешь, чтобы он заметил, а потом начинаешь нервничать еще больше, когда вдруг он приглашает на танцы. И начинается калейдоскоп глупых улыбок, прикосновений, волнений. Вот и сейчас Света понимает, как зря торопится в своих движениях, разминаясь в прикосновении с Александром, остро о том жалея. Его улыбка радует взгляд, вызывая ответную, смущенную. Света опускает взгляд, снова пристраиваясь к шагу Молокова, хотя, может, это он пристраивается к ее шагу.

На какое-то время воцаряется тишина. Не глухая - где-то шумит проезжающий транспорт, каркает ворона, стучат каблуки, лает собака. Но чем дальше они углубляются в парке по дорожкам, тем приятнее опадает тишина: мягкая, нежная, интимная. Предназначенная для двоих. В этой тишине мягко переливается чувство, прикосновения рук, молчаливое переплетение мыслей, слов, вопросов.
- Значит, ты жил где-то рядом?
Прошлая жизнь Александра, та, что была до их со Светой знакомства, все еще в полумраке незаданных вопросов. Возможно, сейчас самое время приподнять завесу тайны, тем более, что в прошлый раз показалось, что Молоков хочет получить кое-какие вопросы, чтобы дать на них ответы. Но женщина есть женщина, Света в этом плане была классическим вариантом: чем сильнее ее пытаешься подтолкнуть в определенном направлении, тем больше она тянет паузу, практически театральную. А может быть все дело в том, что в этом парке, чуть туманном, но пахнущем уже весной, Света очень не хочет, чтобы появился кто-то третий или четвертый.

— Всегда хотел побывать внутри, говорят, там есть домашний театр, но эта усадьба всегда закрыта, а внутри так и вовсе, возможно, переделана под дворец культуры...
Ого. Сергиевская вскидывает на Александра взгляд, стараясь сдержать просящуюся на губы улыбку. Молоков не перестает удивлять ее, хотя казалось бы, чем еще можно ее удивить, вроде все неожиданности пройдены, но нет. Совсем не пройдены.
- Знаешь, что мне больше всего нравится в наших встречах? Каждую из них ты находишь, чем меня удивить.
Дочь интеллигентных родителей в энном поколении, Света наслушалась в свое время историй о том, как СССР гробило наследие, оставленное Российской Империей. Далекая от иллюзий прошлого, она не особо расстраивалась тем, как все менялось, хотя и ей было не по вкусу то, как в имениях открывались дома культуры, наполненные излишней идеологической символикой. Но Света была октябренком, пионеркой, затем комсомолкой, а потому ни с кем никогда не обсуждала подобных вещей. А Александр Леонидович Молоков был полковником КГБ, и вот от него было странно услышать ноты сожаления, так настойчиво просочившиеся в его голос, о том, что прошлое меняют на настоящее.
- Было бы неплохо сохранить прошлое, историю, не превращая ее в настоящее, которое и без того у нас очень обширное, - замечает женщина. Лужа по прямой вынуждает выбирать, отойти в сторону или же прижаться к спутнику ближе. Минутное сомнение и выбор сделан в пользу второго варианта, снова сминая расстояние между ними, снова утопая в тепле Александра, чуть пьянящем, словно пузырьки в шампанском.

Парк обступает со всех сторон лысыми деревьям, но даже без листвы они глушат звуки окончательно. Дорожка уводит все дальше, заставляет потеряться в парке, и забывается, что они в городе, забывается, что где-то там существует мир, который требует жертвоприношений во имя выборов, которые совершать не всегда есть желание. А у Светы так по-дурацки чешется нос, и она украдкой пытается его почесать о плечо Александра, затянутое тканью пальто.
Смешно, глупо, хорошо.
Пока неожиданно в полумраке их не становится трое.

Тень Анатолия сплетается из слов, стирая счастливую безмятежность Светы. Она медлит с ответом. Нет, не собирается лгать, лгать ей всегда неприятно, просто сложно выбраться из всеобъемлющего чувства легкости и влюбленности, чтобы прикоснуться к проблемам. А говорить о муже, продолжая держаться за локоть Александра кажется кощунственным, неуважительным по отношению к обоим мужчинам. Впрочем, убрать руку Света не успевает, ладонь Молокова накрывает ее пальцы, кожа к коже, и сопротивляться этому нет никаких сил. Кажется, ее сопротивляемость вообще сходит к нулю, когда дело касается полковника госбезопасности.
- Нет. Я трусиха, и пока не готова разбираться с этим. Пока что в моем списке проблем первым пунктом идет развод. В ЗАГСе у меня был весьма интересный разговор на эту тему, ни много, ни мало в кабинете заведующей. И она мне сказала, что существуют некие препятствия в виде отсутствия Анатолия в стране и наличия общего ребенка. Я предполагала, что... жена предателя Родины имеет право на развод в одностороннем порядке. Но, оказывается, нет.
Словно бы существует распоряжение сохранить брак чемпиона мира по шахматам, оставив ему шанс на возвращение.