Юные умы так очаровательно впечатлительны и податливы любым идеям. Смерть полагал, что одного котильона хватит, чтобы захватить воображение и мысли Сиси собой, направить их в сторону размышлений о неизбежности финала, о красоте последней схватки между ним и жизнью внутри человеческого тела, о том, сколько всего надо успеть, прежде чем встретиться с ним и о бессмысленности всего этого. Он хотел видеть свое имя в ее стихах чаще, чем слова «любовь» и «жизнь» и полагал, что добьется этого. Добьется того, чтобы эта жизнерадостная девушка с сияющим взглядом по собственной воле всей душой отдалась под его власть.
    Мы рады всем, кто неравнодушен к жанру мюзикла. Если в вашем любимом фандоме иногда поют вместо того, чтобы говорить, вам сюда. ♥
    мюзиклы — это космос
    Мультифандомный форум, 18+

    Musicalspace

    Информация о пользователе

    Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


    Вы здесь » Musicalspace » Фандомные игры » Le parole del passato


    Le parole del passato

    Сообщений 31 страница 37 из 37

    31

    Сара чувствовала себя здесь как рыба в воде. С легкостью ориентировалась среди вешалок, полок и манекенов, находила что-то, принимала или отвергала, искала снова, точно зная, чего хочет. Ее целеустремленность никуда не пропала, зато цели стали более явными и практичными. Эта ли девушка мечтала о недостижимом счастье, прекрасном мире где-то вдали, за горизонтом? Она ли сломя голову бежала за призрачной мечтой, в которой не было почти ничего конкретного? Эти мысли раз за разом бередили воспоминания, заставляли графа фон Кролока возвращаться в прошлое, подернутое пока еще тонкой пеленой. Ее силуэт за оконным стеклом, ее звонкий голосок, пробивавшийся сквозь неплотно закрытые ставни, ее огненные волосы - яркое осеннее пятно в тусклой зимней ночи. Юность, не знавшая горя, полыхала в ней и звала ее прочь, как будто где-то в неизвестном и прекрасном мире, так непохожем на затерянную в лесах деревеньку, все придуманное может сбыться.
    "Только не говори, что найдешь здесь похожее", - мелькнула и пропала быстрая мысль, приправленная толикой самодовольства. Тот кроваво-алый наряд, в который граф фон Кролок облачил свою прелестную жертву на памятном балу, не имел аналогов. Сара блистала, притягивала все взгляды - не только как источник питания для оголодавшей свиты, но и как жемчужина, настоящее сокровище празднества, символ надежды на лучшее и олицетворение жизни, сияющий образ дурманящей юности. Повторить тот триумф невозможно, воссоздать его заново - немыслимо.
    Он поддался ей, наклонился, позволяя Саре достать губами до его щеки. Насмешница. Герберт наверняка отреагировал бы так же - сморщил нос, фыркнул и вынес модный приговор, посоветовав своему консервативному отцу обратить внимание на что-нибудь более классическое, не так нелепо контрастирующее с внешностью.
    Сняв убогое модное кепи, он недоверчиво хмыкнул, но все же обратил внимание на головные уборы неподалеку - там, куда указала рыжая бестия. Выбор показался ему не слишком обширным, но все же элегантности в котелках и борсалино было поболе. Сбоку лежало даже одно канотье, невесть как завезенное в самые недра заснеженной восточной Европы с западных приморских курортов. Но выбор Кролока пал на цилиндр - невысокий, шелковый, с блестящей гладкой тульей и аккуратно выделанными полями. И по размеру он оказался почти впору. Смотрелся, правда, наверняка чужеродно и не к месту - старомодный потертый камзол графа, будучи родом из прошлого века, не терпел соседства с лоском новых вещей и мгновенно обрел еще более жалкий вид. Для того, чтобы это понять, Кролоку не нужно было зеркало, все очевидно и так. Впрочем, наряд тоже можно подобрать новее. Если, конечно, тут шьют на графские габариты.
    Голос Сары отвлек его от молчаливого созерцания истончившихся манжет - те казались сотканными из невесомых, почти паучьих нитей, и лишь чудом не рассыпались в труху.
    - И красную бархатную шаль, - негромко, с грустной иронией добавил Кролок, отодвигая в сторону тканую преграду, за которой его прелестная спутница успела облачиться в... алое. Элегантное, мягко охватывающее тонкий стан и пышную аккуратную грудь, струящееся кровавым водопадом вниз, до самого пола платье. Пусть не такое роскошное как то, лет тридцать назад, но вполне достойное. Более чем. - Диадемы не хватает.
    И Куколя, старательно помогающего Саре собраться к балу, тоже. Теперь граф фон Кролок сам исполняет роль уродливого слуги. Забавно до дрожи.
    - Ты восхитительна, дитя. Интересно, найдется ли здесь что-нибудь для меня, кроме костюма Куколя...

    Разумеется, он помнил. Помнил, как почти без интереса бродил под комнатам роскошного жилища, куда был приглашен в качестве гостя, как рассеянно вслушивался в разговоры, доносившиеся до его слуха и как обратил внимание на юную деву, посмевшую не согласиться с хозяином, который помпезно рассуждал о... впрочем, неважно, о чем. Важно, что он высказывал расхожую точку зрения, подкрепляя ее не самыми ловкими аргументами, а некая дурно воспитанная гостья посмела возразить. Причем, возразить так складно и остроумно, что друзья молодого хозяина мгновенно расхохотались, и Кролок почти в действительности услышал, как прежде непререкаемый авторитет юного пижона с грохотом обрушился на каменный пол и раскололся вдребезги. Если бы не этот случай, едва ли он обратил внимание на Магдалену. Образ хорошенькой глупышки в беде никогда его не влек... по крайней мере, дольше, чем на одно-два свидания, после которых он пресыщался красотой и окончательно терял интерес. Но рассудительность и интеллект, острый ум и язычок, четкость позиции и отсутствие страха перед фанфароном-хозяином подкупили его. Кролок без усилий отбил девушку у компании, которая вознамерилась отплатить ей за вольную или невольную насмешку, и пригласил танцевать. Танцевала, впрочем, Магдалена без особого изящества, но это его не оттолкнуло - тем более, она была безусловно смущена его вниманием и едва ли могла побороть неловкость. Но та вовсе не помешала Магдалене продемонстрировать зацепивший Кролока ум - еще и еще, раз за разом, когда он задавал ей исподволь вопросы, несколько опасаясь услышать в ответ привычные клише и к собственному удовольствию встречая светлый разум в облике юной прелестницы, жаждущей посвятить себя Господу.
    - Прекрасно помню. - Граф улыбнулся, ничуть не лукавя. - Вы были украшением того унылого бала и единственным светочем разума в царстве фанфаронства и бахвальства. И если я избавил вас от тех малолетних глупцов, то вы меня - от скуки и убеждения, что дева, едва перешагнувшая порог юности, не способна быть разумной в той степени, чтобы быть всерьез интересной старому ворчуну вроде меня.
    Карета остановилась у площади, освещенной светом факелов, что отражался от глянцево поблескивающих разноцветных масок, шелковых одежд, драгоценных камней и стекляшек, украшающих разнообразные наряды. Играла музыка, и площадь пестрела танцующими людьми - парами, рядами, сами по себе, они кружились, едва не сталкивались, смеялись и кричали что-то друг другу, перекрывали голосами музыку. Не желая терять времени, не дожидаясь, пока Магдалена передумает, фон Кролок увлек ее в самый центр - туда, где танец был хоть как-то похож на упорядоченное движение фигур, - и без труда вписался в круг таких же, как они сами, разряженных гуляк. Рядом плыла игривая Коломбина и рассказывала своему кавалеру-коту что-то по-итальянски. Граф не вслушивался в чужую беседу, пытаясь распознать настроение Магдалены по движениям рук, по выражению едва различимых за маской глаз.
    - Признаться, мне тогда было неуютно от мысли, что вы примете решение удалиться от мира в святую обитель, и я больше никогда вас не увижу. - Фон Кролок улучил момент в танце, когда их головы склонились друг к другу. - Никогда я не соперничал с Господом за женское внимание.

    +1

    32

    Сара смотрела в зеркало… смотрела упорно и пытливо, кажется, так и не привыкнув за столько лет своей не-жизни к тому, что там видит. А видела она там только плотную штору примерочной и своё собственное отсутствие. Конечно, можно было сказать, что она «ничего не видела», но нет, Сара же не слепая… она просто видела, что «её там нет». Было ли ей легче от такого взгляда на вещи?
    Сара опустила глаза, разглядывая уже без зеркала складки плотной, тяжёлой ткани насыщенно-красного цвета. Она привыкла. Привыкла запоминать, представлять, как должно быть. У неё даже был собственный портрет, который написал один из её знакомых художников, восхищаясь её красотой. Позируя, Сара мысленно смеялась, что теперь понимает, для чего на самом деле нужны портреты. Чтобы не забыть и не обманываться, полагаясь на собственную память и впечатление. Увидев готовую работу, девушка потеряла дар речи. Нет, это, как прежде, была она – Сара, её красота и молодость были при ней, но что-то изменилось во взгляде, в манере держаться. Или, быть может, дело было просто в бледности кожи и неутолимой жажде, которую можно было лишь приглушить, но не утолить?
    Но рыжей определённо нравилось то, что она видела. Нравилось и пугало, но не отталкивало, а, наоборот, манило рассмотреть, словно бы художник мог показать, когда же Сара перестала быть собой прежней – той наивной деревенской девчушкой, которая верила в счастье, сокрытое за горизонтом, сбегала в лес, влюблялась и верила в то, что всё будет хорошо. Когда ты изменилась, Сара? Неужели ты сразу сломалась, едва став вампиром? Или что-то прежнее до сих пор есть в тебе?
    Девушка снова подняла глаза в зеркало. Штора позади всколыхнулась, пропуская кого-то невидимого. Несложно было догадаться… Сара улыбнулась, хоть фон Кролок и не мог видеть в зеркале её улыбки.
    - Благодарю, - она обернулась в пол-оборота к Графу без тени смущения, сомнения. Да, она не видела себя, но её было достаточно Его взгляда. Тогда, много лет назад, под Его взглядом она была готова не только танцевать посреди толпы, истекая кровью, но даже умереть тогда уже было не страшно. Не страшно до тех пор, пока фон Кролок смотрел на неё, а что было потом – другая история.
    - Думаю, сейчас это лишнее, - дёрнув полуобнажённым плечом, усмехнулась рыжая на слова о диадеме. Или о шали? В любом случае, без шали бы она не замёрзла сейчас, а диадема…
    Она снова обернулась в зеркало. Память любезно дорисовала то, чего не могли видеть глаза: и то первое платье, казавшееся прекрасным девушке, которая в жизни ничего подобного не видела, хотя на самом деле-то платье было уже немало «побито жизнью», и диадема – роскошная, старинная… Сара долго тогда разглядывала её прежде, чем надеть.
    Подав руку Графу, чтобы устоять на ногах, Сара осторожно обула туфли. Став на несколько сантиметров ощутимо выше, рыжая чувствовала себя так уверенее рядом с ним.
    - Так-то лучше, - подойдя к Графу, с усмешкой констатировала девушка, - Идёмте, теперь и вас пора приодеть, - лёгким движением она сняла цилиндр с фон Кролока, отдёрнула занавеску и выпорхнула в пространство вешалок и манекенов, призывно стуча каблучками. Головной убор она водрузила себе на голову, чуть заломив на один бок, кинула взгляд на Графа и хитро ухмыльнулась.
    - А скажите мне, Граф… Та диадема? Чья она? И сколько девушек до меня надевали её в первый и последний раз?
    Каверзные вопросы, заставляющие рыться в памяти, похоже, сегодня были коньком Сары. Сама же она ходила вдоль рядов, что-то доставая, вешая обратно и изредка оценивающе-прикидывающе поглядывая на своего спутника, позволяя ему погрузиться в омут памяти.

    - Вы не старый!! – вдруг вспыхнула Магдалена от высказывания вселенской несправедливости, - И уже тем более не ворчун, - опомнившись, уже тише и примирительнее добавила она.
    Справедливо говоря, Магдалене по возрасту, наверное, подошёл бы больше Герберт – сын Йохана, но об этом у неё и мысли не возникало, потому что она никогда не брала в расчёт разницу в возрасте между ней и Графом. Он покорил её своим умом, мужским обаянием и какой-то внутренней целостностью, которой не было в её сверстниках. С ним она не боялась мыслить вслух и задавать вопросы, говорить о тех книгах, которые молодые девушки обычно не читают и предаваться тем развлечениям, которые больше свойственны дамам лет на десять постарше: читать книги вслух у камина, кататься на лошадях в любую погоду (и не в дамском седле), заваривать им чай и интересоваться не из праздного любопытства, как идут дела. Она всегда была собой, всегда была честной с ним… Всегда… до появления Иуды в её жизни.
    Но сейчас грустить или бояться было поздно: бал-маскарад окружал, захватывал и кружил под музыку стоило только покинуть экипаж. И вот уже спустя несколько минут Магдалена и Йохан находились в самой гуще толпы, кружась под музыку. В его объятиях было легко, как много лет назад, и тревоги отступали прочь.
    - Признайтесь, когда вы приехали к нам спустя время… Это отец попросил вас? – смущённо улыбаясь, поинтересовалась Магдалена, испытующе глядя на мужчину. Может, как-то она выдала свой интерес перед отцом, а тот воспользовался возможностью переубедить дочь и попросил своего друга приехать? Не мог же он сам. Или мог? Или это просто случайность и Божье провидение?
    Музыканты закончили танец, музыка смолкла на несколько мгновений, но лишь только для того, чтоб начаться снова, а Магдалена так и стояла в объятиях Йохана, зачарованно и смущённо глядя на него. Он говорил такие вещи, от которых в груди разливалось тепло, как после выпитого бокала хорошего вина, когда ты не пьянеешь совсем, но тебе так хорошо…Но это не могло длиться вечно.
    - Йохан! – из толпы танцующих показалась дама в костюме, напоминающем лебедя или ангела или в крайнем случае голубя. Под маской и по голосу угадывалась Беатриче - старшая сестра хозяина этого места и устроителя маскарада Бенедетто.
    - Я так рада что ты пришёл!! – бурно приветствуя и целуя фон Кролока в щёку в радушной итальянской манере звенела Беатриче, - Только не спрашивай, как я тебя узнала. Секрет! А это кто? – поинтересовалась она, бросая взгляд на Магдалену, чьё лицо тоже было скрыто маской, - Впрочем, неважно. Пойдёмте с нами на террасу! Мы хотим поиграть в «слепую муху»* - и потянула мужчину за собой, - Чур, ты водишь!

    - итал. (mosca cieca) - жмурки. Также во многих странах называют игрой в "слепого кота"

    +1

    33

    Каблуки сделали Сару выше на несколько сантиметров, но значительно ситуацию не изменили. Как и платье, и цилиндр, и разговоры о прошлом... Кролок придержал ее за руку, наблюдая. Несмотря на зеркала, которых в помещении хватало, он был единственным, кто мог оценить красоту и грацию Сары. Таков уж удел вампиров, проклятых детей постылой вечности. Никто из них не должен видеть себя, смотреть в свои бесстыжие глаза и трезво созерцать реальность. Одна из граней проклятья, и для некоторых едва ли не самая невыносимая. Для таких, например, как Герберт - обожающих пестовать свою физическую красоту и лишенных возможности ее лицезреть. Было логичным предположить, что и Сара многое отдала бы, лишь бы увидеть себя новой, изменившейся, посмотреть, как девичья нежность обрела хищные нотки, а природная невинность каким-то невероятным образом трансформировалась в напускную. Одно время после обращения Кролок тоже то ли забавлял, то ли мучил себя подобными фантазиями, но прошло уже много лет с тех пор, как ему перестало это быть хоть сколько-нибудь интересным. Он довольствовался советами сына и отражением себя в жертвах - в выражениях лиц и глаз, по которым обычно было сразу понятно, достаточно ли в нем внешней эффектности, внушительности, устрашения или загадочного очарования, кому уж что достанется.
    Цилиндр Саре, как ни странно, шел. Было в этом сочетании стилей, мужского и женского, что-то занятное. Рыжая мастерски, как уличный эквилибрист, балансировала на грани между прошлым и будущим, умудряясь брать себе все самое необходимое и вписываться, будучи чужой на этом празднике жизни. Или Кролоку просто так казалось на контрасте с самим собой, замшелым, закостенелым, покрывшимся пылью и едва ли не истлевшим до состояния призрачной паутины, как кружево его манжет? Сара жила, не являясь живой, или умело производила такое впечатление. Он же умирал, все еще не в силах стать окончательно мертвым. Последний бал перед финальным аккордом. Как и все празднества, что он устраивал для своей паствы и жертв.
    - Диадема?.. - Кролок хмыкнул, чуть растерянно протянул слово, словно не до конца понимая вопрос. Ответ-то, впрочем, у него был, только стоит ли делиться им с Сарой? И до какой степени? История украшения тянулась через его личную вечность алыми всполохами, иллюзией то ли любви, то ли влечения, то ли притворства - все переплелось так плотно, что он уже не отличал одно от другого, опасаясь, что попытки разобраться приведут его к заведомому краху. - Она моя. Никогда не принадлежала никому больше всерьез. - И это было правдой. Диадема предполагалась подарком Магдалене, символом торжества и победы. А вот стала... Стала символом смерти и крови. Одно время граф не мог на нее смотреть, так ярко горели камни, так явственно напоминали они капли крови - сначала врагов на каменном полу убежища Иуды, потом его собственной, потом Магдалены. Она ни разу не надела диадему, и словно в обиде на это Кролок исступленно предлагал украшение другим. Годами, десятилетиями, столетиями. Не многим, лишь тем, с кем играл в чувства, обманывая и обманываясь, накидывая вуалью иллюзию близости. Дарил, давал на время, на одну лишь ночь, но диадема проклятым магнитом возвращалась обратно к нему. Он мог бы снова соврать, обозначить Сару первой и единственной или юбилейной, тысячной, и ей ничего не оставалось бы, кроме как принять его слова, однако на пороге смерти даже ложь потеряла свой сладковатый тягучий привкус. - Не слишком много. Меньше, чем могли бы.
    Говоря все это, он медленно шел по рядам и с последним словом остановился напротив мужских смокингов. Достал один из них, черный, с лоснящимися шелковыми лацканами на пиджаке и лампасами на брюках. Дополняли костюм насыщенно-алый, почти в цвет платья Сары, пояс-камербанд (граф, впрочем, мысленно назвал его кушаком - переход этой детали одежды из Персии в Европу произошел уже в то время, когда он совершенно не интересовался модой) и галстук-бабочка того же оттенка.
    - Примерю это, - наконец, произнес он, втайне надеясь, что не будет слишком смешон, если размер окажется неподходящим.
    Впрочем, все подошло. Брюки были немного велики в поясе - вероятно, шиты на великана пошире Кролока, но камербанд сгладил этот недостаток. А пиджак оказался впору... кажется. Увидеть себя со стороны граф не мог, и впервые за долгие годы всерьез, пусть и не глубоко, об этом пожалел. Было бы забавно. Осталось подобрать рубашку, о которой он просто не подумал, не ожидая в действительности, что костюм может ему и впрямь подойти. А потому меж лоснящихся шелковых лацканов виднелась истончившаяся от старости, едва не расползающаяся под пальцами сорочка, невесомый след былого величия.

    Он только улыбнулся, скрываясь за маской. К чему спорить, пытаясь доказать, будто он хуже, чем она его видит? Со временем, если оно будет у них, сама поймет и смирится, а пока ему это, пожалуй, выгодно. Разница в возрасте не была чем-то необычным или из ряда вон выходящим, однако граф прекрасно понимал, что ее наличие нередко создает как дополнительное притяжение, так и дополнительные сложности. В том случае, разумеется, если супруги заинтересованы в гармоничном союзе душ и тел, когда смирение - лишь часть благополучия, а не его основа. Смирения в его жизни было достаточно, и оно счастливо вознаградилось появлением наследника. Теперь можно получить что-нибудь для себя. Ум, красоту, молодость, набожность и прозорливость, заключенные в смертном теле и вечной душе. Получится ли?
    - Не признаюсь. - Фон Кролок вновь не удержался от улыбки. - Ладно, я воспользовался одним общим с вашим отцом делом и в переписке навел его на мысль пригласить меня в гости. Коварно манипулировал ради достижения цели. Отвратительно, правда? - Он подтрунивал над собой и над ситуацией, не выискивал подходящих слов и не пытался казаться лучше, чем был. Ему претила излишняя слащавая вежливость, ее и без того было слишком много вокруг, и потом здесь, с Магдаленой наедине посреди яркой многолюдной толпы, стеной окружавшей их, ему хотелось быть собой. И надеяться, что она все поймет правильно и не потеряется в его сарказме, как уже не раз случалось с другими. - Мне хотелось увидеть вас еще раз и убедиться, что я вас не придумал.
    Беатриче сияла, смеялась и звала их куда-то, но граф все же урвал момент хмыкнуть и заметить вполголоса, так, что было слышно лишь Магдалене:
    - Я минимум на полголовы выше самых высоких из собравшихся здесь. Разумеется, никак не догадаться. - После этого он громче, почти игриво ответил Беатриче ее же словами про девушку, которую сопровождал на празднике: - А это мой секрет. - Фон Кролок приложил палец к губам, призывая обеих сохранить тайну, а потом договорил и с удивлением поймал себя на искренности: - С удовольствием.
    На террасе его тут же лишили зрения. За мгновение до того, как ему плотно повязали платок на глаза, граф позволил себе вольность едва ощутимо прикоснуться губами к пальцам Магдалены, - будто оставил на ней метку, по которой после собирался искать. Играющие раскрутили его на месте и со смехом разбежались. Фон Кролок раскинул руки, чуть помедлив, чтобы не задеть пальцами кого-нибудь из прячущихся и не закончить раунд раньше времени, и прислушался. Музыка играла чуть в отдалении, но все равно создавала фон, на котором он мог выделить хлопки в ладоши, шелест юбок, звук шагов и звонкий смешок... Беатриче, это определенно она. Медленно, почти крадучись, фон Кролок двинулся в ее сторону, резко выбросил руку и едва не ухватил девушку за пышную юбку - ткань почти неощутимо мазнула его по кончикам пальцев, а Беатриче, победно воскликнув, растворилась в смехе других участников. Граф развернулся на каблуках и сделал еще несколько выпадов, чтобы расшевелить, может, даже напугать играющих и попытаться в общем гомоне узнать Магдалену. Но, как ни старался, он не мог уловить ни ее голоса, ни легких торопливых шагов, ни даже запаха. Беспокойство неприятно заворочалось где-то в груди, требуя снять повязку.

    +2

    34

    Она любила Вечность. И себя в вечности Сара тоже любила. А что ещё остаётся, когда в ускользающем меж пальцы времени у тебя есть только ты сама? Нет, есть, конечно, ещё вот Граф или Альфред, например... Но оба они не могли дать ей того, чего бы ей хотелось: ни тот, ни другой не любили её в той мере, в которой Саре было это необходимо, но за свою вечность рыжая научилась не врать себе хотя бы в этом и просто принимала всё, как есть и "ела" то, что есть. Рыжая скривила губы в усмешке. Она смотрела на фон Кролока и думала, думала о чём-то своём немного отрешённо, сохраняя при этом маску игривой жизнерадостности, которая прочно приросла к милому личику, столь же неизменному в своей холодной красоте, как искусная посмертная маска несостоявшегося покойника. То, что он отправился с нею в совершенно новый для себя город и стоит здесь, повинуясь женским капризам, пожалуй, было и так уже много со стороны Графа - Сара это понимала, но ей было этого мало. Мало потому, что она прекрасно понимала, что вряд ли у неё получится коренным образом поменять мнение фон Кролока об отведённой ему вечности. Но она хотя бы попытается, даже не смотря на то, что любит он её недостаточно. Да и любит ли? Можно ли вообще назвать то, что происходит между ними хотя бы тенью любви? И любил ли когда-то Граф фон Кролок по-настоящему? "Если не хочешь получить ответ, который тебя не устраивает, то лучше и не спрашивай, Сара" - думала она.
    - Да, диадема, - кивнула рыжая, но поняла, что на этот вопрос у него для неё тоже нет исчерпывающего ответа, - Ваша? Ну, что ж... - изобразила она напускное равнодушие, словно не больно-то ей и хотелось знать ответ, - Как скажете, - без тени обиды согласилась девушка, отвлекаясь на то, чтобы облагородить внешний вид своего спутника. Пока он выбирал и мерял костюм, она занималась поисками рубашки. Пришлось изрядно помучиться, поскольку что-то не нравилось самой Саре, что-то явно не подходило размером, фасоном или недостаточно соответствовало претенциозности её Графа.
    - Хм, - одобрительно и коротко отозвалась рыжая, увидев фон Кролока в новом одеянии, - Вот, примерьте... - и протянула рубашку, - Хотя нет... Не так! - она потянула за рукава вниз, стягивая фрак, и глядя безотрывно и испытующе в льдисто-голубые глаза своего создателя. Что она хотела в них найти? Да ровным счётом ничего. Прекрасно зная, что он холоден, как мраморное изваяние, она тешила себя своей маленькой хотелкой, испытывая смесь боли и удовлетворения от маленькой шаловливой возможности получить чуть больше остальных.
    На пол полетел фрак, затем старая рубашка скользнула к их ногам. Сара старательно выбрала новую, из тех, что были, и эта казалась самой приближённой к той, что уже отжила свой век, чтобы называться "приличной вещью в графском гардеробе". У новой были чуть шире рукава и шире манжеты, чем у остальных, а на груди были вставки из двух видов ткани, обрамлённые чем-то отдалённо напоминающим кружево. Она касалась кончиками пальцев его обнажённой груди, поправляя тонкую ткань, опуская взгляд лишь на долю мгновения, когда губы снова кривила грустная усмешка помимо её собственной воли, а затем снова брала себя в руки и вновь встречалась с его прозрачно-голубыми глазами
    "Чёрт бы их побрал..." - не зло, а скорее обречённо думала Сара. Ей хотелось большего сейчас, как никогда, но она прекрасно знала правила игры.
    Застегнув и поправив рубашку, она медленно присела перед ним, почти опустившись на колени под шорох своего алого платья.
    - Так будет лучше, - произнесла она негромко, поднимаясь и отдавая ему фрак, предоставляя Графу возможность самостоятельно перевязать камербанд. А то вдруг будет слишком велик соблазн не устоять перед искушением?
    И рыжая отошла к окну, чтобы взглянуть на башенные часы.
    - Мы подзадержались, но опаздываем ровно на столько, на сколько возможно опаздывать в приличном обществе, чтобы не пропустить самое интересное, - она обернулась к фон Кролоку уже окончательно взяв себя в руки с привычной лёгкостью, будто ни в чём небывало. Будто ничто Сару не мучило и не терзало все эти годы.
    - Нас ждёт бал! - усмехнулась Сара, обнажая клыки, и протягивая руку фон Кролоку.

    - Я запомню ваше коварство, о, наихитрейший граф фон Кролок! - рассмеялась Магдалена. Её глаза блестели в прорезях маски так, что, казалось, были ярче свечей в подсвечниках, освещающих многолюдный зал. Она чувствовала, что смотрит на него слишком открыто, слишком честно и искренне, как не должна смотреть на мужчину приличная и благородная девушка, но она ничего не могла с этим поделать да и не хотела на самом деле. К тому же маска на лице давала иллюзию инкогнито и придавала уверенности. По-большому счёту, вот так вот смотреть на него и изредка касаться - это всё, что ей оставалось, чем она могла выразить свою совершенно искреннюю и нежную привязанность, покуда меж ними в обществе никак не закреплён статус их отношений. Так почему она должна была отказывать себе в этой малости - смотреть на Йохана со всей своей любовью и теплотой?
    Магдалена думала, что следующий танец будет их, но тут, конечно же, им помешали. Девушка вздохнула тихонько и надела обратно маску приличия.
    "Магдалена, неужели ты ожидала, что появление Йохана фон Кролока останется незамеченным?" - думала она, слушая щебет итальянки. Удивительно, но девушка явственно ощутила укол ревности. Это заставило её вспыхнуть и смутиться, ведь это было совершенно неправильно, тем более, что речь шла о хозяйке дома, а сам Йохан... Магдалена едва сдержала смешок от его замечания про рост.
    - На две. Почти, - она опустила голову, стараясь скрыть улыбку.
    Итальянцы вообще далеко не самая высокая нация, зато очень шумная, яркая и гостеприимная, что было очень видно по сегодняшнему празднику. Жизнь била ключом на этом празднике жизни, а уж не заметить на нём почти двухметрового Графа фон Кролока и не узнать было практически невозможно. Это вот Магдалена с её миниатюрностью вполне могла затеряться в итальянской толпе без следа.
    - Altezza e' mezza bellezza* - процитировала она известную итальянскую поговорку, надеясь, что её расслышал только её спутник. Впрочем, даже если её услышала и Беатриче, то она была настолько поглощена Йоханом, что вообще не придала значения ни самой Магдалене, ни её словам.
    На террасе игра была в самом разгаре, и Магдалена в неё тоже оказалась втянута волей-неволей. Было много народу, все шутили, смеялись, подтрунивали и совершенно не давали сосредоточиться ведущему и сориентироваться в этом маленьком хаосе друг другу. Кто-то (очевидно из девушек) поцеловал Йохана в щёку, кто-то раскрутил его за плечи. Кто-то раз практически с силой толкнул Магдалену в объятия фон Кролока, но лишь на какую-то долю мгновения. Девушка чуть слышно ахнула, практически падая на грудь Йохана, маска девушки царапнула Графа по лицу остриём луча, но прежде, чем мужчина успел понять, кто именно перед ним и удержать, не отпустить она практически испарилась из его рук в этой сумятице. И отыскать её уже не представлялось возможным.
    - Мяу! - прозвучало через некоторое время над ухом насмешливо с одной стороны. Затем с другой.
    - Мяу! Ищи... Ищи, слепой кот! Ищи-ищи, господин... - это был наиграно-кошачий, но мужской голос, и Граф определённо где-то уже мог слышать это "господин".
    А Магдалены не было ровным счётом нигде.

    *Высокий рост - уже половина красоты.

    +1

    35

    Тому, кто смотрит в души людей на протяжении столетий, легко распознать чужие эмоции. Пусть скрытые, пусть не проявленные искренне и четко, пусть запрятанные под показным равнодушием или спокойствием, они все равно будто книга для того, кто хочет увидеть, для того, кто, не прилагая особых усилий, взглянув лишь мельком, успевает отметить недовольно дрогнувшие губы, стиснутые пальцы, застывшую маской улыбку на лице. Поразительно, как много люди не способны утаить от умелого наблюдателя. От самих себя, вероятно, скрывают больше.
    "Она недовольна. Задета. Разочарована. Расстроена даже. Слегка", - быстро пронеслась мысль, и Кролок принял это как факт. Когда-то Саре было достаточно тех крох внимания, которыми он одаривал ее перед балом, но время идет, все меняется, человек становится вампиром, вампир приспосабливается к жизни в вечности и что-то теряет навсегда. Наивность и веру в справедливость, например. Или трепет перед тем, что прежде казалось священным. Или попросту терпение.
    Он не слишком всматривался в то, чем Сара жаждала его украсить - новая рубашка или предыдущая, манжеты шире или уже, кружево как старинное жабо или сдержанно-современное... для него не было значительной разницы. Все это лишь одежда, тленная ткань, призванная помочь трехсотлетнему мертвецу сойти за своего среди людей. Герберт, вероятно, проявил бы больше рвения и интереса, и граф невольно ощутил укол сожаления. Усилия Сары были бы оценены намного выше, если б она выбрала компанию другого фон Кролока - не намного моложе по меркам вечности, но куда более юного душой. Его собственное царствование над дочкой трактирщика закончилось в тот момент, когда он позволил ей упасть к его ногам на балу. Позволил совершенно сознательно, понимая, к чему идет, и как манящие горизонты в этот момент для нее затягиваются черным полотном ночи с крохотными всполохами далеких звезд. Ее вечность никогда уже не станет другой.
    И все же прервать молчание Кролока заставило не сожаление, не истлевшая совесть и даже не жажда разделить с Сарой свое застарелое прошлое, навсегда ставшее лишь историей, воспоминанием, не выраженном в хрупкости слов, а... страх. Страх без следа исчезнуть в бездне, в темноте, в безвременье и забытьи, когда от него не остается ровным счетом ничего. Лишь слабый отпечаток в разумах тех, кто успел посмотреть в холодные глаза, льдом затянувшие ход в пустую гулкую душу, где хранится невесомый пепел былого. Герберту не стоит нести это бремя, пусть новый фаворит избавит его от этой тяготы, а Саре, которая сумела постичь недавние изменения мира, в самый раз. Пусть с ней, лисой прокравшейся в странную новую реальность, останется крохотная часть того, кто когда-то звался графом фон Кролоком, кто приоткрыл перед ней вечность и позволил шагнуть туда на свой страх и риск, кто настолько готов перейти следующую грань, что может позволить себе эту маленькую слабость.
    - Это вещь из старых времен. Я собирался подарить диадему ей. Той, в чьей усыпальнице мы провели день. Той, что на портрете. - Он даже не повернулся к Саре, не сделал ни жеста, ни движения, чтобы привлечь ее внимание. Голос звучал тихо и отстраненно, будто не имел к нему никакого отношения. - Подарить в честь победы над злом, во имя выигранного сражения за нее, триумфа сил Господа над Дьявольским отродьем. Но зло победило меня. - Неспешно перевязав камербанд, Кролок облачился во фрак и с усталой настойчивостью глянул на себя в зеркало. Разумеется, тщетно. - Она так и не надела диадему ни разу, так что та стала символом бесплотных надежд, былого неценимого счастья и рубежа, после пересечения которого уже нет возврата. Как и для тебя. Летим.
    Единственный его взгляд в сторону Сары упал на ее протянутую руку, но вместо того, чтобы сжать ее и словно бы скрепить тем самым договор о присутствии на балу, Кролок легко и даже интимно коснулся подушечками пальцев ее ладони, в следующий миг обернувшись мышью, а затем невесомой тенью скользнул вокруг, всколыхнув крылом ткань ее платья и волосы.

    Зрением фон Кролок не видел абсолютно ничего, а мысленным взором все еще удерживал сияющие глаза Магдалены в прорезях маски. Ради этого стоило идти на праздник, пытаться шутить и даже веселиться, хоть он и был, казалось, давно пресыщен этими развлечениями, да и в целом не являлся большим любителем оных. Ему никогда не хватало темперамента на танцы до упаду, многочасовые игры или поддержание высокого градуса светских сплетен и бесед. Проживая вдали от крупных городов, отдавая дань всерьез лишь одному традиционному торжеству, он слыл скорее чудаком-затворником, нежели завсегдатаем развлечений, до которых всегда был охоч юный виконт. Это ему бы тут кружиться, подтрунивая над Беатриче и остальными, а не его молодящемуся отцу, но фортуна на редкость затейлива, а Господь ведет смертных лишь одному Ему ведомыми путями. Сейчас граф фон Кролок занимал именно то место, куда его привел любовный интерес, дела семьи Магдалены и собственная тяга взять у пышущего страстями мира что-то недополученное прежде.
    Вот только веселье сменялось тревогой. Никак было не избавиться от воспоминаний, никак не выкинуть их из головы - вот Магдалена молится вечером дольше необходимого; вот устремляет взгляд за окно, в непроглядную темень, словно ищет там кого-то; вот не хочет идти на праздник, прикрываясь отговорками... и еще тот случай у церкви. Казалось бы, какая связь? Есть ли она вообще? Но беспокойство накатывало волнами, резко контрастируя со звуками вокруг. Шелест юбок, беззаботный смех, легкая поступь девиц, перебегающих с места на место в попытке запутать слепого кота. Все спокойно и даже чудесно, так почему же Йохану кажется, будто творится что-то жуткое, отвратительное, непоправимое, и все звуки вокруг лишь ширма, декорация, такая же маска, как была на Магдалене, когда она подтрунивала, шутила и делала комплименты его росту, скрывая от фон Кролока правду, которую девушка таила в сердце. Страшную правду, теперь он был убежден в этом.
    А ведь у него был шанс поймать ее, со смехом выиграть в нелепой забаве, если б он был чуть шустрее, если бы сомкнул руки вокруг нее и удержал рядом. Поздно, тщетно, невозвратимо. Только на щеке выступили капли крови, медленно наливаясь цепочкой смородин, и в нос едва ощутимо пахнуло железом.
    Голос, раздававшийся рядом, будоражил его слух. Обычная дразнилка, что в ней такого? Любому, кто считает себя достаточно ловким, доставит несказанное удовольствие скользить возле слепого кота и отслеживать каждое его движение, чтобы не оказаться пойманным. Но это слово, этот голос, эта странная певучая манера... Фон Кролок даже не успел задать себе вопроса, как его память услужливо предоставила ответ. Вечер у монастыря, нетерпеливо переступающий конь, сторож с закрытым капюшоном лицом, и Магдалена, напуганная до полусмерти. Едва ли он был способен забыть все это.
    "Спокойно. Спокойно". Кровь колотилась у графа в висках, и он с трудом сдержал себя, постаравшись не выдать своего нервного нетерпения. Было очевидно, что простой ловкости тут мало - тот, кто ему нужен, готов к любому выпаду и увернется, конечно, увернется. Нужно действовать наверняка. Почти машинально коснувшись подушечками пальцев царапины и собрав на них кровь, готовую мелкими струйками протечь вниз, фон Кролок выбросил руку в сторону очередного смешка, не поворачиваясь телом - на маневр ушло бы больше времени, которого не было, как и второй попытки. Пальцы его, испачканные алым, едва ощутимо коснулись шелковой ткани, кажется, еще пряди волос и... кожи, Господи. Студеной как февральский ветер, будто бы неживой. Граф отдернул руку и в тот же миг сорвал с глаз повязку. Тот, кого он успел пометить своей кровью, должен быть совсем рядом.

    0

    36

    Ей впору было его ненавидеть. Презирать всю свою вечность за эту сомнительную награду бессмертием, о котором она не просила, за то, что и в не-жизни фон Кролок остался равнодушен к ней. Впрочем, это смотря с кем сравнивать, ведь некоторые дамы из свиты не удостоились и десятка фраз от Графа после их обращения, а с ней он разговаривал, пустил жить в сам замок, а не на кладбище и иногда казалось, что испытывал к ней хоть что-то кроме равнодушия. Было ли этого Саре достаточно? И, да, и нет.
    После обращения она не сразу окончательно поверила в то, что Граф лишь играл с нею: каждой же барышне хочется верить, что она особенная, что именно она сумеет добиться...Дальше можно вставить нужное, чего именно добиться, но обыкновенно исход один - ничего не выходит. Сара, конечно, считала, что, возможно, не слишком усердно пыталась претендовать на чувства своего создателя, ведь у неё был Альфред. В какой-то момент своей вечности Сара даже успокоилась, покинула замок, выполняя то самое желанное "за горизонтом", о котором так сладко мечталось. И всё бы хорошо...Вечность, новые люди, страны, города, приключения, впечатления, вот только Сара стала ловить себя на мысли, что ненавидит голубые глаза: на женском лице они вызывали недовольство и беспричинную ревность, едва только взгляд этих глаз был замечен на Альфреде, но голубоглазых мужчин Сара ненавидела люто, тихо и изощрённо: она не просто делала их своим пропитанием, она делала всё, чтобы эти её жертвы смотрели на неё с невыразимым обожанием во взгляде... Но этого было мало! Мало!
    Она всё равно не могла представить, как бы на неё смотрел Граф. Могла ли в этих льдистых глазах быть хоть малая толика нежности? Каким необыкновенным светом небесной лазури они светятся, разглядывая любимые черты?
    И тут вдруг сегодня выясняется, что фон Кролок, похоже, когда-то был влюблён...
    "Влюблён по-настоящему? Да неужели?" - Сара чуть склонила голову набок, с интересом и одновременно лёгкой тенью скепсиса разглядывая своего создателя.
    - Вот как, хм... - она старалась говорить спокойно, однако, чувствовала, что внутри всколыхнулись и любопытство, и ревность, и досада.
    - И что же вы не....? - вопрос замер на губах, но продолжить Сара не решилась не из страха или чувства такта - они были атрофированы за ненадобностью.
    ...не обратили? ...не укусили? ...не взяли силой то, что потом брали практически всю вечность?
    "Неужели ему при жизни было не всё равно? И при не-жизни когда-то тоже?"
    Она ведь почти убедила себя в том, что фон Кролок сам по себе таков, каким она привыкла его видеть. А тут, вдруг, выходит, что была некая девица из-за которой вся эта кровавая каша заварилась? Из-за которой Граф был способен бросить вызов тьме? Вампиру, выходит?
    "Очень интересно!" - взгляд рыжей выдавал, что она жаждет не столько крови - это она и так получит - сколько продолжения рассказа.
    - И что же было?
    Но ответом ей было едва уловимое прикосновение и шелест крыльев летучей мыши. Сара глухо зарычала и тоже обернулась мышью, устремившись в ночное небо за своим создателем. Хотелось потрепать его в воздухе, как следует, за то, что он всю вечность был вот таким ускользающим, словно тень, за холодность, за ревность, за ту болезненную любовь, которую внушал ей один только его взгляд, но...
    Им нужно было на бал. Сара указывала путь, вырвавшись вперёд и что-то иногда раздражённо попискивая явно не для эхолокации, затем покружила немного у башенных часов, высматривая нужный дом и как лучше аккуратнее подлететь, чтоб не привлечь внимания. Благо, большинство гостей были уже внутри и им ещё не успели наскучить развлечения, чтоб они вышли, например, в сад. Там-то Сара и приземлилась, перекинувшись обратно в человека и направилась к парадной лестнице. Гнев уже спал, но не ехидничать она не могла.
    - Вы и тут не подадите мне руки? - полушутя и колко спросила она, чуть прищурившись.

    Он был очень самонадеян. Самонадеян настолько, что это проще было бы назвать безумием, ведь то, что делал Иуда - это было зачастую лишено жалости, страха, хоть малейшего сострадания к своим жертвам, а временами лишено осторожности и даже общепринятой логики. Он прятался, часто вёл себя так, будто он лишь призрак, плод воображения Магдалены, но сейчас, снова оказавшись поблизости от неё и этого "милого Йохана" (как писала о нём Магдалена. Да, часть писем он тоже перехватывал) Иуда не слишком-то осторожничал. Он даже хотел собственноручно дать этому её ухажеру шанс раскрыть секрет Магдалены, чтобы образ этой мерзкой почти святой девчонки разбился вдребезги о неприглядность бытия - она была без пяти минут безумна, она была не светлым ангелом, а всего лишь сосудом для вампира. Поверит ли в существование вампира хоть один приличный человек? Нет? А не побрезгует ли более обыденной догадкой, досочинив себе эту историю в общепринятом ключе? А если поверит, то не испугается ли? И вот тогда она останется в его власти - во власти Иуды, утратив последнюю надежду, станет податливее. И тогда он сумеет отомстить сполна всей её семье!
    На губах ещё чувствовался вкус её крови, пьянил и немного дурманил своей сладостью. Всего лишь пара глотков - это то, что Иуда успел перед тем, как запереть в одной из комнат потерявшую сознание девушку. Его забавляло, что чувств она лишилась даже не от укуса, а просто он того, что взглянула Иуде в глаза. Даже вернее сказать глаз, потому что формально он остался один - на месте второго был вставлен драгоценный камень. Нужно было успеть вернуться в зал, чтоб продолжить игру в слепого кота с этим графом. Тот тщетно искал свою пропажу и ощутимо нервничал. Взбодрённый свежей кровью Иуда решил подлить масла в огонь, будучи уверенным, что какой-то там человечишка не причинит ему вреда. Поэтому он даже думал, что увернулся, когда ощутил вскользь прикосновение где-то в области шеи и чуть ниже сзади, где воротник одежд оставлял неприкрытой тонкую полоску кожи под линией волос.
    - Схватить не получится, - негромко усмехнулся Иуда, - Догони!
    "А сперва найди..." - он пока не понял, что теперь не только фон Кролок для него пахнет кровью, но и сам Иуда отмечен этой кровью.
    Он бросился внутрь, сливаясь с танцующей, бурлящей толпой и направился к комнатам. Ему нетерпелось закончить начатое. Будучи уверенным, что среди практически одинаковых Котов его никак не отличить, и теперь фон Кролок до Страшного Суда будет его искать, Иуда спешно открыл комнату, вошёл, склоняясь над хрупкой девичьей фигурой. Коснулся холодными пальцами бледного лица.
    - Йохан... - не открывая глаз, в полусне произнесла девушка.
    Иуда глухо зарычал, медленно пропуская меж пальцев прядь девичьих волос.
    - Я стану самым страшным кошмаром для вас... И никакие молитвы его не спасут, - прошептал он, наклоняясь к Магдалене и обнажая клыки.
    Она была сладкой, но почему-то в этот раз к запаху её крови примешивался и запах фон Кролока. Тот тоже маняще пах кровью, когда поцарапался о маску Магдалены. Это злило Иуду ещё больше, он не понимал, причём здесь фон Кролок. От этого ему ещё больше хотелось причинить боль Магдалене. Ему хотелось видеть её страх, подчинить её себе. Свежая кровь давала волю вполне человеческим желаниям. Рука Иуды скользнула вдоль выреза платья девушки, ощущая тепло живого тела. Она была похожа, да, но его Магдалена была прекраснее, его белокурый ангел... Одна мысль о ней спутывала мысли Иуды, ввергая в хаос прошлого...
    Нет, ему хотелось только боли для этой Магдалены!
    Он резко ударил её по лицу. Девушка дёрнулась, как тряпичная кукла в его объятиях и слабо шевельнулась, приходя в себя от боли. Взгляд Магалены сфокусировался на лице сидящего перед ней мужчины без маски. Она вскринула, за что мгновенно получила по губам.
    - Боже!
    - Молчать! - зашипел Иуда, прижимая Магдалену к дивану, затыкая ей рот, а второй рукой ногтём буквально впиваясь в ранку от укуса, готовый разодрать её ещё больше, чувствуя, как начинает по его пальцу течь её горячая кровь.
    Магдалена тихо заскулила от боли, вызывая на лице Иуды абсолютно зверинный восторг.

    +1

    37

    И что же было, действительно? По истечении столетий многие детали стерлись, история проступала зыбкой рябью на поверхности темного омута памяти, картинами-всполохами, больше его личными реакциями, чем фактами. Разочарование, стыд, злость, запах крови, сводящее с ума желание помнятся гораздо дольше, чем подробности, которые Магдалена, возможно, рассказала бы иначе. Но не расскажет. Пепел, в который солнце превратило ее прекрасное тело, уже немало раз был впитан, а после возрожден травой, землей, водой и воздухом. Она вплелась в окружавший Кролока мир и навсегда осталась в нем крохотными незримыми частицами. Одно время он даже тайно грезил, что какая-то ее часть, невесомый образ, царит где-то поблизости. Но к чему было обманывать себя? С его уходом вся эта история канет в небытие, пусть даже память Герберта сохранит ее крохотные осколки. Что же до Сары...
    Он взлетел, разрывая крыльями морозный воздух, и незримо потянул Сару за собой - на обещанный ею праздник, к тем крупицам сведений, которыми он снова заманивал ее, хотя в том уже не было никакой необходимости. Рыжая бестия, дочка ушлого трактирщика, давно существовала сама по себе и наверняка поднаторела в искусстве заманивать за горизонт юных кавалеров по своему вкусу. Отсутствие рядом с ней наивного студента тому подтверждение, пожалуй. А его собственные горизонты, графа фон Кролока, давно превратились лишь в полосу на плоской картине, и ничего манящего за ними не было. Мир, совершив полный оборот вокруг себя, замкнулся в одной точке, и ничто, а уж тем более чужой многоголосый бал, этого не изменит.
    Или все же?..
    Он спикировал в сад вслед за Сарой и мгновением спустя вытянулся во весь рост рядом, рискуя душевным здоровьем кого-нибудь из гостей праздника, кто в этот момент мог выглянуть на улицу из высоких, ярко освещенных окон. М-да, свечи нынче явно научились делать ярче... На ум невольно пришли долгие зимы и дни перед ежегодным балом, когда Куколь спускался в крохотную деревушку и неозвученными голосом требованиями или даже угрозами выцыганивал у Шагала связки свечей для торжественной ночи и предрассветных бдений тех немногих, кому нужен был свет. Глаза вампира в нем не нуждались, в отличие от скучающих душ. Впрочем, нет. Герберт же рассказывал ему, это не свечи, это называется иначе, мудрено и непривычно. Кролок, наверное, мог бы вспомнить то слово, если бы напрягся, но не посчитал нужным, меряя ровным чуть слышным шагом расстояние до парадной лестницы, куда вела его Сара.
    - Отчего же, - прозвучал его голос тихим шелестом, сравнимым с дуновением ветра в кронах деревьев... если бы только зимой ветру всерьез было, чем шелестеть.
    Вскинув руку, он предложил ее Саре, и это выглядело почти галантным. Почти - потому что его высохшие пальцы, пальцы старца, а не мужчины во цвете лет, слабо подрагивали от жажды и истощения. И пусть их уязвимость была обманчива, пусть оба вампира знали, с какой силой они могут вцепиться в жертву, Кролок невольно почувствовал легкий укол сожаления, жалости к самому себе и брезгливости от мысли, что эти руки, прежде столь эффектные, ныне утеряли практически все. Как и он сам.
    Кролок не дошел буквально пары шагов до двери, резко остановился, вынуждая свою спутницу к тому же, и произнес как прежде тихо:
    - Ты можешь задать мне один вопрос, дитя, пока мы не переступили порог этого дома. - Он не повернул головы и ничем не дал понять, что обращается именно к Саре, однако в том, что она вся превратилась в слух, не сомневался. Кролок помолчал мгновение и продолжил почти нехотя, зная, что без этого уточнения она не поддастся больше на его словесные игры и не полетит сломя голову к обещанным призрачным горизонтам. Налеталась. - И я отвечу на него полно и честно.

    То, что схватить не удастся, фон Кролок понял и сам. Слишком неловки были его пальцы, слишком нерасторопны движения, слишком ограничено зрение... или это противник, дерзкая мышь перед носом слепого кота, оказался ловчее обычного? Отчего-то Йохану казалось, что Беатриче, любую из ее подруг или кого угодно из гостей он уже изловил бы, как бы ни уворачивались - легкая поступь, шелест одежды, сбивчивое дыхание, короткий смешок давали ему множество подсказок. Но этот, с певучим голосом, звучащим будто из ниоткуда и прямо на ухо, с мертвенно-ледяной кожей, с шагами, терявшимися в сонме других...
    Фон Кролок все-таки успел - не схватить, но заметить, как блеснули в прорези маски белоснежные зубы, взметнулись пушистые перья на шляпе, как расступились играющие. И бросился следом под разочарованные возгласы, под недовольный вскрик Беатриче, под растерянные вопросы, на которые он не собирался отвечать. Теперь, когда он преследовал по пятам сторожа, который совершенно очевидно сторожем не был, а скрывал какую-то тайну, отвлекаться на сторонних людей казалось совершеннейшим безумием. Тем более, что Магдалены рядом действительно не оказалось. Фон Кролок, конечно, не успел рассмотреть людей вокруг, чтобы убедиться наверняка, но был убежден, что время тратить не стоит. Он забрал ее, этот странный человек, утащил силой, и в какую бы игру он ни пытался играть с графом, тот больше не намерен быть слепым котом. Наигрался.
    Анфилада комнат промелькнула перед глазами одним ярким пятном. Граф потерял свою добычу за очередным поворотом и невольно сбавил скорость, однако дальше его повело уже не зрение, а слух, уловивший шепот. Тихий, едва слышный, так, что слов не разобрать, а следом вскрик - ее вскрик, той самой женщины, которую он непростительно потерял и теперь обязан был отыскать. Фон Кролок кинулся на звук и успел как раз вовремя, чтобы заметить, что лицо Магдалены будто от удара отвернуто в сторону, а на ее тонкой белой шее сжимаются руки. И кровь, снова кровь, как будто бы в ней все дело, как будто сама она, красная жидкость в бренном глиняном теле, - центр их маленькой вселенной. Вселенной на троих под сводами вечной тьмы непреходящей ночи.
    Мысль о том, чтобы взяться за оружие, еще даже не сформировалась до конца, когда рука его потянулась к небольшим ножнам на поясе, которые днем фон Кролок счел бутафорскими - слишком малы они были для привычного массивного кинжала работы румынского мастера. Он подумывал пойти на праздник и вовсе без него, всерьез не ожидая угрозы и полагая, что защищаться там не от кого, однако небольшой аккуратный кинжал нашелся, как раз по ножнам, и именно его фон Кролок выхватил, пока разум еще сожалел о привычном его руке лезвии, покинутом в комнатах, где он собирался.
    - Оставьте ее. - Голос его прозвучал неожиданно спокойно и ровно, взрезая шипение мужчины и тихий стон Магдалены. - Немедленно. Руки прочь.
    Ограничиваться словесными угрозами и предупреждениями граф не стал - не сейчас, по крайней мере, когда шея девушки в крови, а ее мучитель явно не настроен вести устные переговоры и уже сделал все, чтобы ни у кого не возникло и мысли о них. Вцепившись пальцами в плечо Иуды, фон Кролок попытался отшвырнуть его прочь, даже не договорив последнюю фразу, и, пожалуй, стоило счесть удачей тот факт, что у него почти получилось. Был Иуда слишком увлечен, что не заметил вовремя чужого вмешательства, или лицемерно поддался, ведя свою часть неизвестной фон Кролоку игры, но пальцы его разжались и выпустили добычу. Острый клинок графа скользнул над воротом, проколол ощутимо кожу, и теперь кровь, что он оставил своими пальцами, мешалась с кровью Иуды - черной, густой, тягучей, неохотно выступившей из пореза.
    Только сейчас граф, наконец, взглянул в его лицо... и дрогнул, встретившись глазами с ярко-синим сапфиром, оттенявшим ярость и алчность, плескавшиеся в единственном настоящем глазе Иуды. Матерь Божья... Фон Кролок быстро взял себя в руки, однако его растерянность и даже трепет вряд ли укрылись от Иуды.
    - Кто вы? Что вам нужно от нее? И почему преследуете нас?
    Он едва сдерживался, чтобы не броситься к Магдалене, и будь граф чуть более порывистым, иди он на поводу у эмоций, а не у зрелого рассудка, наверняка так бы и поступил. И оказался бы уязвим для врага. Нет.

    0


    Вы здесь » Musicalspace » Фандомные игры » Le parole del passato


    Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно