Musicalspace |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Musicalspace » Фандомные игры » мы редко до конца понимаем, чего в действительности хотим
Фандом: Графиня де Ла Фер
Сюжет: основной
МЫ РЕДКО ДО КОНЦА ПОНИМАЕМ, ЧЕГО В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ ХОТИМ
Участники:
Anne of Austria, Anne de Bueil, AramisВремя и место:
Начало июня 1625 г., ПарижВ Париже гостит Рубенс, и королева желает навестить художника, чтобы заказать портрет для герцога Бекингема.
Предупреждение:
Немного напряженности имеет место быть.
Отредактировано Anne de Bueil (2025-01-12 01:02:09)
Королям сложно позавидовать: во дворце, где каждое действие было под пристальным взглядом подданных и потомков, нельзя было позволить себе простую ссору. Захочешь жениться по любви - нельзя, поругаться - тоже нельзя, иначе историки нарекут простую недомолвку "войной матери и сына". Обычные люди могут плакать, кричать, бить посуду, кидать стулья - короли выводят армии и плетут интриги. Помириться не легче: требуется целый мирный договор с участием посредников. Потому Франция радостно вздохнула, когда Мария Медичи, примирившаяся с сыном, вернулась в Люксембургский дворец после заключения мира в Ангулеме.
Когда фаворит королевы-матери был убит по приказу молодого короля, а сама она сослана в Блуа, Людовик Тринадцатый начал править самостоятельно. Вместе с ней отправлен был в ссылку и будущий кардинал Ришелье, оказавшийся настолько смелым, что решился организовать мирные переговоры после побега Марии Медичи. Усилия его дали результат, королева-мать вернулась в Париж и выписала для украшения дворца из Флоренции известного в то время художника, Рубенса.
В свой первый приезд во Францию он создал парные портреты королевской четы, вызвавшие всеобщее восхищение: короля Людовика художник изобразил поистине царственно величественным, подлинным государем. Что же касается королевы Анны, пришли к мнению, что красота её передана так искусно, как только может передать портрет. Спокойно и надменно - чуть тронуты улыбкой губы - глядит она с портрета, в роскошном голубом платье с золотыми лилиями, корона украшает её голову, на груди золотой крест, из жемчуга, любимого ею, браслеты и ожерелье, он же на короне. Не забыл подчеркнуть художник и изящество рук, которыми так гордилась королева.
В ту пору Анне Австрийской пришлось нелегко: она поддерживала супруга, желавшего править без матери-регента, и одновременно оплакивала смерть отца, короля Филиппа. Несмотря на протесты мужа, она в течение нескольких месяцев не снимала траур по отцу. Такой и запечатлел её Рубенс на втором портрете прежде своего отъезда во Флоренцию, дабы закончить работу над заказом - в чёрном одеянии, под балдахином из синего бархата, расшитого геральдическими лилиями - будто напоминая о том, что давно покинула она Испанию, и нынче прежде всего сначала королева Франции, а затем дочь, ибо в состоянии конфликта обе страны. И хотя сердце томится от печали и горя, на глазах не должно быть слёз.
И вот спустя два года вернулся художник во Францию - представить написанные им картины и завершить работу. Так началась эта история.
***
С началом лета королевский двор обычно покидал Париж, переезжая в Фонтенбло, к мадам и фонтанам, подальше от духоты города. На сей раз, однако, вышла задержка, вызванная приездом именитого фламандца.
Прошли Пасхальные дни, отзвучали Троичные гимны, снова столица Французского королевства вернулась к обыденной жизни, к повседневным занятиям. Будучи дочерью католичнейшего короля, Анна Австрийская принимала участие во всех праздниках, а с ней и все, кто был ей близок, кто ей служил. Двор закружился в веренице праздников - торжественных служб, шествий, балов, приёмов, турниров, - с шумом, блеском и роскошью поистине королевской, достойной испанской принцессы, отмечая окончание весны и приход лета. Наряды сделались ярче, словно летнее солнце и распустившиеся цветы подарили им свои краски. Ночи стали теплее, дни - длиннее, и все ждали лишь приказа, дабы покинуть разгорячённый, бурлящий жизнью Париж, и отправиться в Фонтенбло, где поля и леса манили своей безмятежностью. Там можно было вдохнуть свежий, кристально чистый воздух, не тронутый удушливыми испарениями города, а вместе с ним и свободу от пережитых тревог.
Пажи и фрейлины королевы с венками на головах играли в дворцовом парке; королева прогуливалась, с улыбкой наблюдая за их весельем, в компании другой Анны, де Бейль: не могла остаться незамеченной благосклонность, оказываемая графине с тех пор, как королева заявила, что желает её присутствия в своей свите, и, можно сказать, похитила у мужа. На некотором расстоянии за ними следовали гофмейстерина, графиня де Ланнуа, сменившей на сем посту герцогиню де Монморанси, и, как говорили, всецело преданной кардиналу, маркиза де Сенесе, хранительница гардероба, и маркиза дю Фаржи, жена французского посла. Среди блестящей компании не хватало лишь Мари де Шеврёз, однако никто не удивился её исчезновению, привыкнув к затеям герцогини и порой внезапному отсутствию. Речь шла о последней представленной Рубенсом картине - рождении дофина Людовика.
- Жаль, что Дух Здоровья обделил Его Величество своим даром, - раздался голос госпожи дю Фаржи.
- Зато Богиня Справедливости в большей мере оказалась благосклонна, - отозвалась маркиза де Сенесе, и обе дамы засмеялись. Не оглядываясь, испанка готова была поклясться, чтобы мадам де Ланнуа фыркнула и сморщилась - природа наделила её невыносимо склочным характером.
Король, подозрительный всегда, после истории с алмазными подвесками заменил некоторых верных ей людей, которые, как полагал, оказывали помощь королеве... Впрочем, вскоре, отвлёкшись на фрейлин, одна из которых тихо вскрикнула, убегая и едва не попавшись, королева позабыла о грустных мыслях. Ожидали гонца из Фонтенбло - он должен быть доложить, готова ли резиденция принять государыню и её двор. В те времена не было мебели в каждом замке, её приходилось перевозить, устанавливать в покоях, что занимало много времени и затрудняло путешествия.
Немного оторвавшись от следовавших за нею дам, Анна Австрийская, слегка понизив голос, обратилась к графине де Ла Фер, шедшей подле неё:
- В конце лета состоится праздник Успения. Я бы хотела заказать подарок королю - такой, о котором никто бы не знал, кроме меня и доверенного лица. - Анна обмахнулась веером. - Полагаю, господин Рубенс не откажется оказать нам услугу. Для этого придётся покинуть дворец тайно. Сеньор де Комменж предан мне, - капитаны, как и гвардейцы королевы, менялись каждые четыре месяца, и вместо герцого д'Юзеса теперь исполнял обязанности граф де Комменж, - однако боюсь, что стоит мне предупредить его, как он станет настаивать на охране, и никакого секрета не будет. - Они свернули к статуе Артемиды, застывшей на бегу с натянутым луком, в охотничьей тунике, с развевающимися на ветру длинными волосами, увенчанными лавровым венком. - А мне бы хотелось сделать сюрприз. Не подскажет ли, графиня, ваша изобретательность какой-нибудь способ сделать это, чтобы меня сейчас же не хватились?
Несколько поодаль, в тени кроны высоких деревьев, тренировались под руководством своего воспитателя, господина де Сувре, в фехтовании двое юных пажей в костюмах из шёлка, украшенных лентами, и беретах наподобие тех, что ещё продолжали носить в некоторых провинциях, из-под которых виднелись падавшие на плечи локоны. Она кивнула в их сторону с улыбкой.
- Они очаровательны, не так ли, мадам? Совсем ещё дети!
Отредактировано Anne of Austria (2025-01-15 23:32:33)
[indent] Возвращение ко двору в новой роли вызывало странное чувство, совершенно необъяснимое. Анна не была уверена, что эта жизнь ей понравится, и уж точно не сомневалась, что она не понравится никому. К графине де Ла Фер, вынырнувшей ниоткуда, но ставшей близкой поверенной тайн королевы, относились с неким подозрением, даже недоверием. Никто не мог узнать в роскошно одетой любимице Анны Австрийской, которую та привезла из Берри, украв у мужа, бывшую камеристку, и это радовало. Еще веселее было слушать ширящиеся сплетни, которые могли поведать о всяком из жизни графини, но были далеки от самой простой истины. Уже в первые дни Анну щедро одарили вниманием кавалеры, отыскавшие новый объект воздыхания, еще неизведанный, но та словно замерзла изнутри, отказываясь флиртовать. Не исключено, что спустя несколько недель она поддастся всеобщей легкости французского двора, несмотря на всю благочестивость Анны Австрийской, полный соблазнов, но даже тогда дальше милых шуток ничего не зайдет. Анна не чувствовала желания падать в омут чувств, будучи замужем.
[indent] Будучи запутавшейся в своем настоящем.
[indent] Анна все же не стала забирать из Берри служанку, в путешествии могла и сама себя обслужить, а вернувшись в Париж, тут же отправила приглашение на нее поработать Кэтти. Конечно, девушка могла замуж выйти, могла и обидеться, что ее бросили, но ответ оказался положительным: ушлая служанка хотела жить в достатке, а о Лувре ей и мечтать не приходилось. При всех своих недостатках, со своей работой Кэтти справлялась хорошо, и даже сделала вид, что ее совершенно не удивляет, как миледи стала графиней, еще и придворной дамой королевы. Зато пару дней спустя Анна была в курсе всех сплетен Лувра, и до сих пор не была уверена, насколько ей это надо было. Информация всегда была хорошим способом обмена, подспорьем в решении вопросов. И Анна медленно накапливала ее, отсеивая то, что уж совсем лишним будет.
[indent] Весна минула, оставив Анну на стыке с летом в состоянии странном, но спокойном. Комнаты ей достались хорошие, светлые и даже лишенные потеков плесени, еще и недалеко от королевских покоев. Лакей, выделенный ей распорядителем, был усерден, даже внимателен к потребностям новой госпожи, а разноцветье грядущих событий дурманило, вызывая улыбку. Двор готовился к переезду в Фонтенбло, что радовало и Анну: она так и не научилась любить Париж, даже в пределах дворца ощущая всю его тяжесть и сумасбродство, впрочем, и дворец нес на себе отпечаток столетий интриг, а еще говорили, что полон призраков. Анна ни одного не видела, но не удивилась бы, начни кто-то по ночам завывать в камине, который даже летом мог сгодиться из-за стылого холода по паркетным полам, холодившим ноги в тонких туфельках. Впору ботинки надевать. А как жара наступит, так еще смрадом потянет с осевшей на метры Сены, и полуночный звон колоколов Нотр-Дама в распахнутое окно будет мешать спать — его Анна слышала всегда, что в Лувре, что на Рю де Риволи, и он сводил ее с ума.
[indent] И все же сады Лувра могли похвалиться благодатной тенью и ароматами цветов, выманивая из покоев на прогулку. Свита шлейфом тянулась за Анной Австрийской, кто-то отсеивался по резным беседкам и в объятия зеленеющих листьев винограда, кто-то вовлекался в игры, оставались лишь самые стойкие, семеня по усыпанным гравием дорожкам. Шуршат юбки, звенят сплетни, словно сорочьи переговоры: Анна де Бейль следует рядом с королевой, изредка лениво помахивая веером, больше для проформы, чем желая освежиться. Разливы фонтанов приносили прохладу тягучим своим пением, иногда разливая вокруг серебристые на солнце капли.
[indent] Если Анна Австрийская не оборачивается на смех придворных дам, то Анна де Бейль, наоборот, бросает на них взгляд, в котором читается ехидство, которое она даже не старается скрыть. Губы складываются в улыбке, жена посла первой обращает внимание на графиню, чуть смущается, после вздергивает подбородок:
[indent] - Вы не согласны, милая графиня?
[indent] - Ну что вы, дамы, как я могу. Другое дело, что каждый мужчина, чувствуя себя уязвленным, может очень сильно расстроиться. И стать крайне непредсказуемым. И попортить очень много крови, - Анна одаривает дам улыбкой, после подхватывает Ее величество под локоток. Она знает, что ведет себя не всегда подобающе, разбивая устои придворного этикета, но она же девушка деревенская, ей позволительно не знать каких-то вещей.
[indent] Благо, то ли они сами шаг ускорили, то ли дамы отстали, но обе Анны остались в некотором уединении среди смеха и веселья двора, разошедшегося не на шутку. Анна де Бейль нежится в лучах тепла, полдень медленно приближается к предвечерью, когда на какое-то время наступит затишье. Доверительный тон королевы не сразу выдергивает ее из этого безвременья, тугой корсет впивается в бок, заставляя подзадержаться, поправляя корсаж сиреневого платья в жемчужно-белых оборках.
[indent] - Королю? Столько тайны из желания сделать ему подарок, Ваше величество, - Анна лукаво улыбается. Королю ли подарок? Впрочем, всему свое время, и откровенностям в том числе. Анна отвлекается на детей, улыбается пасторальной картине, но остается равнодушной. Когда-нибудь юные фехтовальщики станут взрослыми и пойдут на войну, и тогда очарование их исчезнет, оставив лишь силу, которая либо покорит женщину, либо оттолкнет.
[indent] - Херувимы, хоть картины пиши, - соглашается графиня, увлекая Анну за собой туда, где раскинулся бассейн, в котором среди зеленых блюдец листов и белых чаш кувшинок выглядывают хорошо откормленные рыбы. - Подскажу, Ваше величество. Способ стар, как мир: облачиться в наряд попроще да черной лестницей выйти из дворца. Поймать экипаж, добраться до господина художника. Если не боитесь, то могу организовать выход хоть сегодня вечером.
Отредактировано Anne de Bueil (2025-01-15 23:06:00)
- И попортить очень много крови.
Госпожа дю Фаржи и госпожа де Сенесе на этих словах весело переглянулись: характер у короля был ужасно непредсказуемый, что создавало определённые неудобства для тех, кто был к нему приближен по долгу службы. Королева, сознавая, что ей следовало бы прекратить этот разговор, не вполне почтительный по отношению к королю, её супругу, не могла мысленно не согласиться со своими дамами, а потому сделала вид, что не расслышала их, только чуть ускорила шаг, когда графиня увлекла её за собой подальше от следовавших за ними придворных дам.
Госпожа де Ланнуа, однако, не любила нарушений порядка и людей, позволявших себе пренебрегать установленными правилами, а потому не могла оценить непосредственности новой королевской наперсницы. Как гофмейстерина, она была обязана следить за поведением вверенных ей дам и решила непременно напомнить графине де Ла Фер о том, как следует держаться. Ибо из какой бы отдалённой провинции она ни приехала, знание этикета, по её мнению, являлось первейшей обязанностью при дворе. Королева же, по её мнению, была слишком снисходительна по отношению к таким особам, как Мария де Шеврёз или вот эта недавно прибывшая дама. Ветреность молодости уже давно была ею позабыта; впрочем, глядя на неё теперь, многие полагали, что и прежде она была столь же педантична и сурова, поскольку мало кто мог представить её иной, нежели теперь: ворчливой, ехидной и не умеющей улыбаться.
Лето полностью вступило в свои права: солнце, стоявшее высоко, посылало на землю яркие тёплые лучи, и, греясь в их сиянии, заливались птахи на раскидистых деревьях, словно стремились "перепеть" одна другую, победить в необъявленном состязании певцов. "Фьииить, фьить!" - захлопала крыльями, вспорхнула совсем рядом копошившаяся в зелёной траве птичка, взлетая к своим товаркам. "Фьить!" - отозвались они ей в ответ.
— Королю? Столько тайны из желания сделать ему подарок, Ваше величество, - Анна Австрийская явственно слышит недоверие в интонации графини. Немудрено, однако в эти минуты именно так королева и намеревается поступить. Этот жест убедит, что в отношениях королевской четы если и не всё гладко, то, по крайней мере, отсутствует напряжение. Испанка пожимает плечами, как бы говоря "не верьте, если угодно". К тому же тайна вполне безопасная: кто узнает вдруг, хоть и случайно, конечно, поймёт простое желание сделать сюрприз. Тем более, такой замечательной возможности может вскоре не представиться: знаменитый Рубенс, закончив работу над галереей Марии Медичи, покинет Францию.
Правда, графиня полагает, должно быть, что хочет Анна Австрийская сделать подарок вовсе не супругу. Королева тяжело вздыхает, сжимая в руке хрупкий резной веер: с тех пор, как Его Величество запретил герцогу ступать на французскую землю, она не получала от него известий, кроме тех, что и без того при дворе знали. Может ли статься, что забыл и думать о ней теперь, вернувшись ко двору своего короля, взысканный его милостью? Или не имеет никого, кому бы мог доверить послание для неё, не знает, может ли довериться тем, кто рядом с ним?
Проходя мимо пажей, Анна ненадолго задерживает взгляд на нарядных детях. И отмечает, что у графини нынче ироничное настроение. Губы королевы трогает улыбка: "херувимы" частенько шалят, приходится их гувернёру докладывать о поведении своих юных подопечных. Им грозят рассказать отцу или матери - они слушают, обещают больше не повторять - но спустя время их ловят снова, и всё начинается заново. Тремя днями ранее ей рассказали о ссоре между двумя пажами - благо, что гувернёр подоспел вовремя, иначе схватились бы за шпаги! Бедный господин Сувре: непросто ему успевать всюду! Разумеется, помощники есть, да только он один вселяет страх в эти горячие головы.
- Способ стар, как мир: облачиться в наряд попроще да черной лестницей выйти из дворца. Поймать экипаж, добраться до господина художника. Если не боитесь, то могу организовать выход хоть сегодня вечером.
- Не экипаж, - замечает Анна Австрийская тихо по некотором молчаливом раздумьи, - носилки. Экипаж - слишком заметно.
Да, можно пригласить теперь же графа же Комменжа и велеть ему одному или с его гвардейцами проводить её туда, куда она направляется, приказать им ждать, а по возвращении не говорить ни слова, где они были, до самого праздника. Так было бы правильно. Однако невозможно забыть будоражащее кровь ощущение тайны, необходимости соблюдать секретность, дабы случайно себя не выдать, чувство близкого раскрытия и, наконец, радости от удавшегося плана!
Прежде она бы не могла и помыслить о чём-либо подобном. Но у французской королевы были хорошие "учителя", и первая из них - шаловливая герцогиня, а другая - лукавая камеристка. Однажды она сбежала ради встречи с Мари, которой нельзя было появиться в Лувре и которая пришла переодетой в мужской костюм... Им повезло, что никто не опознал в "кавалере" беглую герцогиню.
Она непременно предупредит донью Эстефанию: хотелось бы верить, что сегодня не произойдёт ничего и они вернутся во дворец незамеченными. Верная дуэнья ни словом, ни намёком не выдаст, а союзник во дворце им необходим.
Отредактировано Anne of Austria (2025-01-26 03:10:33)
[indent] Анна ловким движением раскрывает веер, подходящий ее наряду. Спустя годы она так и не стала любить богатство и роскошь, могла бы, обходилась бы меньшим количеством одежды и вещей, но граф де Ла Фер был не беден, да и статус придворной дамы обязывал, вот и приходилось поражать окружающих изысканными нарядами. Это еще не начались вопросы, когда граф явится к супруге, но Анна предчувствовала, что скоро ей придется отвечать какими-то шутками на чужой интерес к ее браку.
[indent] - Ах, ваше величество, вот бывает так, что минувшей ночью мне снилось, что вы пожелали устроить маскарад, но не простой, а тематический, и пришлось мне подбирать, кем же будут ваши гости на этом вечере, - сон, похоже, был в руку, иначе как объяснить, что теперь они с Анной обсуждают, каким образом перевоплотиться, чтобы податься в гости к господину Рубенсу. Графиня задерживает взгляд на королеве, прикидывая, что нет, не пойдет той прикинуться обслугой: слишком уж фарфоровая кожа, лучистые глаза, осанка, да и руки, не привыкшие работать. Любой, мало-мальски знакомый с бытом служанок в Париже, поймет, что это банальная подделка, и хотя Анна не была уверена, что кому-то на улицах города будет дело до прохожей неправильной дамы, но она не любила делать все наполовину. - Портшез, ваше величество, порой внимания больше привлекает, чем карета. Но знаете, вы правы, им мы и воспользуемся. И не будем делать вид, что мы служанки, - лукаво улыбается женщина.
[indent] Краем глаза она замечает стайку придворных дам, которые перетекают с места на место, смеются и наслаждаются погожим деньком. Одарив улыбкой парочку шевалье, не могущих отвести взгляд от Анны Австрийской и Анны де Бейль, последняя легко подхватывает ее величество под руку, увлекая дальше по дорожкам парка. Если королева хочет в гости к Рубенсу, то стоит уже готовиться.
[indent] - Две богатые парижанки могут себе позволить и портшез, и визит к именитому художнику, главное, чтобы не видели в вас королеву.
[indent] Весело журчат фонтаны, бриллиантами переливаются на солнце, и почти солнечно на душе у самой Анны. Она даже почти что рада скорому отъезду в Фонтенбло, хотя там вряд ли ее ждут приключения, каковые случайным образом падают в руки сейчас. Но коль хочет королева навестить Рубенса, почему бы и нет.
[indent] - Вам подойдет одно из моих платьев, которое было сшито для деревенской жизни, - куча лент, воздушных юбок, деревенское очарование жизни, полное кружев и свободы. Надеть его Анна не успела ни разу, так что поношенным его назвать нельзя. Для себя же на этот вечер у нее есть другой наряд. - И чем скрыть ваши локоны, - те словно ярче засияли на летнем солнце: - у меня тоже есть. Я обо всем позабочусь, ваше величество, - Анна взмахивает веером, - но мне нужно покинуть вас сейчас. Я буду ждать вас в своих покоях через два часа.
[indent] Уйти незамеченной из парка королева не может. Да и положено ей свиту иметь: стоит утихнуть разговору о планах на вечер, как дамы словно ниоткуда возникают вокруг. И Анна начинает входить в роль - бледнеть, чуть тяжелее дышать, прижимая руку к корсажу. Чуть чаще взмахивает веером, отводя взгляд вдаль, и уже твердая мужская рука подхватывает ее под локоток:
[indent] - Мадам, с вами все хорошо?
[indent] Лучезарная улыбка, чистый взгляд - юный шевалье еще не испорчен жизнью, еще не отдавший свое сердце в пользование юным фрейлинам, но как скоро все изменится, ничего не сохранится. Увы, невинность быстро заканчивается там, где царят интриги.
Анна устало улыбается, пару раз взмахивает веером интенсивнее, кладет руку шевалье на изгиб локтя:
[indent] - Что-то душно мне стало, даже не знаю... ох...
[indent] На следующем шаге Анна легко теряет равновесие, спутанным ворохом разноцветного муслина и кружев, темных кудрей и блеском драгоценностей падает на руки бедолаге, молясь, чтоб хоть протянуть их успел - везет графине, он и правда ловит ее, не давая оказаться на земле, и вот уже перепуганным курятником возникают дамы из свиты, а молоденькая фрейлина призывает королеву:
[indent] - Ваше величество, графине де Ла Фер дурно.
[indent] Графиня в этот же момент опирается на юношу, едва заметно морща нос от количества ароматной воды на его одежде, и почти сразу теряя мысль, что мужественности не хватает шевалье. Она вяло улыбается, смущенно смотрит на Анну Австрийскую, бормочет:
[indent] - Ну что вы, слишком много внимания. Со мной все хорошо, ваше величество.
[indent] Легко шлепает шевалье веером по руке, чтобы отпустил, но стоит сделать шаг, как хватает за голову, словно та предательски кругом идет, вот-вот грозя доставить хозяйке хлопот. Курятник все громче кудахчет вокруг, переживая за здоровье графини. Как же, переживают они, мысленно фыркает Анна, уверенная в цене этой заботы - стоит мало, шума зато слишком много.
— Ах, ваше величество, вот бывает так, что минувшей ночью мне снилось, что вы пожелали устроить маскарад, но не простой, а тематический, и пришлось мне подбирать, кем же будут ваши гости на этом вечере.
Анна Австрийская улыбнулась: да, так и есть - маскарад. Однако... почему бы не устроить маскарад другой, настоящий, костюмированный бал, с масками, танцами и забавами? И графиню де Ла Фер в помощницы взять, с нею вместе костюмы придумывать да роли раздавать.
- Сны бывают вещими, - мягкая улыбка тронула губы королевы. Она и виду не подала, какие ей мысли пришли. Решила: объявит после, когда вернутся во дворец. Всех удивит.
На слова о том, что они не станут притворяться служанками, испанка кивнула: у неё бы и не вышло притвориться натурально.
- Думаю, маска поможет остаться неузнанной, - в Париже сие никого не удивит, для дамы появиться в маске, в особенности для состоятельной, знатной, - дело обычное, ибо известно, что на улицах города женщина ежеминутно рискует подвергнуться опасности.
Не рано ли? Успеют ли - через два часа? Впрочем, самое время: поздно вечером на улицах не следует появляться, а солнце уж почти в зените. У художника они наверняка задержатся... Если только застанут его дома. Анна закусила губу: с самого начала она забыла, что художник может быть в Люксембургском дворце или где-либо ещё, ибо она не сможет открыть, кто она, и придётся либо ждать, либо уходить и искать иной способ встретиться. Но быть может, им повезёт?
- Не сомневаюсь ничуть в вашей изобретательности, мадам, - ей была хорошо известна способность графини быстро находить решение пусть и в самой непростой ситуации, оттого и доверилась.
Госпожа де Ланнуа приближается к королеве, а с нею и несколько придворных дам; Анна Австрийская отвлекается от беседы, переводит взгляд на гофмейстерину, одаривает вниманием. Как бы она ни относилась к графине де Ланнуа, как бы ни была сия дама ей неприятна (ибо поговаривали втихомолку, будто она служит кардиналу), но гофмейстерина занимает самое высокое положение среди женщин в доме царствующей королевы, а от отношения к ней монархини зависит порядок в Доме - приходится быть приветливой.
Тем временем графиня де Ла Фер отвлекает на себя внимание. Про себя Анна Австрийская восторгается: как искусно эта дама изображает недомогание - так, словно в действительности испытывает слабость и боль! Кое-кто ведётся и верит, королева бы сама поверила, не будь только что разговора меж ними.
Юноша, что не замедлил прийти на помощь, был представлен Её Величеству в конце прошлого месяца: отправившись в королевскую армию пятнадцати лет, он теперь прибыл в отпуск к своему дяде, который нашёл необходимым пребывание племянника при дворе, дабы приобрёл необходимый светскому человеку лоск манер.
Впоследствии эта семья ещё отличится - именно граф де Комменж, дядя сего очаровательного юноши, а возможно, он сам уговорит Людовика провести ночь с женой, в результате чего появится на свет Король-Солнце.
Она переводит взгляд на кавалеров и нечаянно замечает вспыхнувший было в глазах одного из них огонёк ревности к молодому человеку. Он не видит, занятый графиней, королева же мысленно улыбается.
— Ваше величество, графине де Ла Фер дурно, - сообщает фрейлина, хрупкая и изящная мадемуазель де Колиньи. Взор королевы останавливается сначала на ней, затем на молодой женщине, упавшей на руки юноши.
- Полагаю, вам следует отправиться во дворец и отдохнуть, дабы набраться сил. - Анна Австрийская смотрит на молодого человека. - Прошу вас, господин де Гито, проводите графиню де Ла Фер.
- Я и сам хотел просить, чтобы Ваше Величество позволили мне помочь госпоже графине, - откликается тот с учтивостью.
Теперь, ежели кто захочет справиться, где была мадам, всегда сказать можно, что отдыхала в своих покоях, так как плохо себя чувствовала - лето, знаете ли, жара, в воздухе душном миазмы вредные летают... И всякий тут же вспомнит, как сделалось дурно ей на прогулке, а месье де Гито, как непосредственный участник, подтвердит.
Королева ещё несколько времени остаётся в саду после того, как уходит графиня. В тени деревьев кавалер качает на качелях даму. Фрейлины, устав от подвижных весёлых игр, бродят меж клумбами, тихо беседуя и собирая цветы. Пажи по пятам следуют за королевой, и капитан дворян свиты, поймав её взгляд, приближается к ней со шляпой в руке. Всё сильнее становится жара, всё ярче светит солнце, высоко поднимаясь в небе, даря своё живительное сияние. Смех, казалось, звеневший в воздухе, затихает, сменяется тишиной, лениво-расслабленной, полной неги, с лёгким налётом мечтательности.
- Довольно, - велит Анна, - время полуденное, пора во дворец. - Свита с облегчением подчиняется. Спустя около получаса королева отправляется в опочивальню под предлогом отдыха перед вечерними развлечениями. Донья Эстефания руками всплеснула, услышав, что собирается сделать её госпожа, попыталась отговорить: "Опасно. Будь причина самой безобидной, всё равно подозрения уж родятся". Но королева настаивает, и ничего другого не остаётся, кроме как как уступить. За десять минут до означенного времени отворяет королева дверь, связывающую спальню с комнатой её камеристки (прежде, к слову, принадлежавшую небезызвестной Констанции Бонасье), а отсюда другая дверь ведёт в коридоры Лувра. Накинув плащ на голову, спешит она по мраморным плитам, коими вымощен Лувр, и исчезает за одной из дверей покоев, отведённых дамам Её Величества в том же крыле, что и покои их госпожи. Лишь оказавшись там, вздыхает радостно.
- Мадам, - слегка волнуясь, зовёт она графиню, - всё ли у вас готово? - Ещё не поздно послушаться голова разума в лице дуэньи... Нет: королева позволяет помочь ей облачиться в деревенское платье, лёгким жестом оправляет кружево на манжетах.
- Что ж... Деревенская мода по-своему красива, - глядит в зеркало Анна Австрийская, поворачиваясь, чтобы рассмотреть платье.
Яркие рыжие локоны надёжно укрыты от чужих глаз, бархатная полумаска скрадывает черты. На служанок в таких платьях они не походят, а вот на богатых горожанок - при условии, что мягкий испанский акцент не выдаст - вполне. Или на дворянок из не очень знатной семьи.
Чуть-чуть нервничая, Анна Австрийская надвигает капюшон, запахивает плащ:
- Ведите нас, мадам.
...Спеша за графиней, королева подавляет в груди волнение: а как обнаружат? Ежели теперь кто-нибудь придёт и заметит её отсутствие? То говорит в ней страх; только оказавшись за пределами Лувра, успокаивается Анна Австрийская: не случилось никакого переполоха. У неё было чувство, будто каждый, кого они встречают, знает, что они затеяли, будто всем ведомо, что происходит. Если так, отчего ни один не остановил, не сказал ни слова? Для неё непривычно уже одно то, что действительно остаётся неузнанной, что не мелькает мгновенное узнавание во взорах людей. Она то и дело оглядывается на свою спутницу.
За пределами дворца окружает со всех сторон королеву шум голосов, море запахов. Она выхватывает отдельные, обрывистые фразы, невольно прислушивается. Странно видеть Париж "изнутри", не из окна кареты, не со ступеней дворцовых, не с высоты коня, а как бы снизу, будучи одной из среды горожан. Другой мир открылся перед нею, неведомый, чужеродный, непонятный, и ей необходимо притвориться принадлежащей этому миру, чтобы сохранить инкогнито. Она едва удерживается от того, чтобы не схватить за руку графиню. Однако ограничивается безмолвным вопросом: "Что теперь?"
[indent] Вещие сны беспокоили Анну, они редко пророчили что-то хорошее. Вот и сейчас огонек в глазах королевы наводит на мысль, что придется возиться и с маскарадом, но не сегодня. Сегодня у них скромный выход в городе. Что ж, она понимала, что, вернувшись ко двору, ей придется играть определенную роль, быть вовлеченной во все увлечения и развлечения королевы Анны. Но это была достойная плата за просьбу увезти ее прочь из Берри, раз уж сама она оказалась слишком малодушной, чтобы попросить у Оливье свободы. Трудно признаваться даже не ему, а самой себе в том, что спасать нечего, что чувства тлеют, а сердце звенит при виде другого.
[indent] Анна взмахивает веером, словно гонит прочь мысли об Арамисе. Соблазн разузнать судьбу мушкетера был велик, и возможности у Анны были, но она не торопилась, боясь любого результата, и того, который понравится, и того, который нет.
[indent] Спектакль удается на славу. Все уже хлопочут вокруг графини, а та запоздало задумывается о последствиях: даже при дворе воспитанной строгой католички все живут во славу сплетен, интриг и романов. Сколько нужно времени, чтобы слухи о недомогании графини де Ла Фер превратились в догадки, от кого та беременна? Анна точно знала, что не беременна. Бог упорно не стремился давать ей детей, возможно, демоническому отродью, коим окрестила ее мать-настоятельница, не положены дети, ведь материнство — это дар божий.
[indent] Был бы аббат поблизости, она бы у него спросила.
[indent] Господин де Гито радостно подставляет руку, чтобы Анна на нее оперлась.
[indent] — Благодарю вас, ваше величество. И вас, шевалье, — де Бейль одаривает юношу улыбкой, но стоит им удалиться на приличное расстояние от свиты, как улыбка Анны блекнет. Вот удружила ее величество, не стоило ей давать сопровождение в лице де Гито, тот уже успевает проникнуться мыслью, что графиня выделяет его среди остальных. Что совсем не так.
[indent] — Мадам...
[indent] — Сударь, — торопливо перебивает Анна, оглядываясь на молодого человека. Подумав, она все же приправляет свое обращение улыбкой, — если вы сейчас решите воспевать мою красоту и признаваться мне в любви, то... не сегодня, я вас прошу. Мне правда нехорошо, а вечером я должна быть при ее величестве, мне нужно ни о чем не думать.
[indent] Она не отказала ему с ходу, зачем-то дав хлипкий шанс на то, что у него есть надежда на ее внимание. Лгать при дворе становилось обыденностью. Анна останавливается у своих покоев, де Гито краснеет и бледнеет, видя в ее словах нечто, что хочет. Остается только вздохнуть, и вздох выходит тяжелым. Но шевалье слишком юн, горит влюбленностью и уже видит себя на вершине: мадам практически дала ему добро поговорить о любви позже.
[indent] Завтра он явится со стихами, увы и ах.
[indent] Отделавшись от молодого человека, Анна ныряет в свои покои. У нее достаточно времени на подготовку, она даже озаботилась тем, чтобы сообщить господину художнику, что у него будут две гостьи к вечеру. Не хватало еще явиться в гости к Рубенсу и не застать того дома. Зря, что ли, старались? К тому моменту, когда королева Анна приходит в покои графини, та уже облачена в подходящий наряд, стоит посреди будуара, изучая ответ полученный. Она бросает взгляд на ее величество, одаривает ее улыбкой. И взмахивает запиской:
[indent] — Месье Рубенс ждет двух дам, жаждущих сделать заказ. Давайте я вам помогу.
[indent] Переодевать королеву было делом привычным. Ловкие руки легко справляются с застежками, завязками, юбками — сменяют роскошное королевское платье на наряд попроще, который поразительно идет рыжеволосой девушке.
[indent] — Присядьте.
[indent] Анна вооружается серебряной тяжелой щеткой, укладывая волосы Анны Австрийской в незатейливую прическу, которая легко вяжется с придуманным обликом. Вот, кажется, они и готовы, завершив перевоплощение королевы. Никто не сможет узнать в ней правительницу Франции, впрочем, немногие в Париже знают, как выглядит их королева.
[indent] — Да, очаровательна, наивна и без претенциозности, — парирует Анна. На самом деле ей нравилась та жизнь, она бы хотела вернуться к ней, но... не получается. Даже мысленно не получается. Ледяная корочка вокруг сердца растаяла, да вот согреться пока не выходит. Им с Оливье пока лучше по отдельности, и приезжать ему пока не стоит. Может, пройдет время, и снова все наладится. И будет все хорошо, и они смогут жить вместе. Как бы Анна хотела его любить, не помнить взгляда, в котором читалось осознание всех ее грехов. Прощать граф так и не научился, сложное это искусство, непростое.
[indent] Анна подхватывает плащ, не тот, который носит обычно из тяжелого зеленого бархата, а обычный черный, без изысков. И надевает маску, некогда бывшую на ее лице в памятную встречу с Арамисом. Память сегодня щедра на отдельные всполохи, приходится усилием воли удерживаться от путанных образов, легших болезненными мыслями на реальность, и от чего Анна улыбается еще шире, чтобы не было заметно, что душа раскроена болью.
[indent] Они садятся в портшез, ждущий их по указке графини в нужном месте. Из дворца выбрались без приключений, не привлекая к себе внимания — носилки задрапированы хорошо, подушки удобные, в них прохлада после летнего дня весьма приятна. Анна сквозь щель выглядывает на улицу, носилки медленно продвигаются к месту назначения. Она задергивает занавески, встречается взглядом с королевой — в прорезях ее маски блестят глаза, похоже, Анне Австрийской нравится их маленькое приключение. И хорошо.
[indent] — Мадам, — использовать «ваше величество» небезопасно. Вроде и подслушивать некому, но Анна де Бейль играет роль от начала до конца, не желая гореть на мелочах. — Если мы задержимся, то нам стоит послать за кем-то из вашей охраны. Ночной Париж в любом своем проявлении не самое приятное место. Обитатели другого двора, чудес, не дремлют, считая, что как только наступает ночь, эти улицы принадлежат им. Я не уверена, что портшез нас заберет, как и не уверена, что они смогут нам обеспечить безопасность.
[indent] У Анны среди юбок кинжал припрятан, но все же она не настолько безумна, чтобы не понимать, что не справится с такой опасностью, что таит в себе ночной город. Им бы и правда себя обезопасить, но всегда можно послать кого из прислуги, коль понадобится.
— Месье Рубенс ждет двух дам, жаждущих сделать заказ. Давайте я вам помогу.
- Вы обо всём позаботились! - вырывается восклицание у Анны Австрийской. Следом приходит мысль: "Вы не сказали ему, кто эти две дамы?" Ответ находится тут же: он знает только, что есть две неизвестные заказчицы, из предосторожности не назвавшие имени. Предусмотрительно.
Причёска меняет лицо, среди простых людей узнавание не грозит, однако королеву часто видели парижане выезжающей со свитой - на аллее Кур-ла-Рен, в садах Тюильри или у соборов в великие праздники.
Портшез уже ждёт их в указанном месте - не теряя времени, обе дамы садятся в него. Это лучше, нежели идти пешком, хоть и продвигаются они неспешно. Горожане расступаются перед носилками, освобождая дорогу. Королева, пусть занавески и задёрнуты, не спешит освободиться от маски, лишний раз старается не выглядывать. Испуг сходит на нет, сменяется воодушевлением: им удалось сбежать, они близки к цели. Радость отражается сиянием зелёных глаз, быстро скользнувшей улыбкой. Она в предвкушении того момента, когда фламандец поймёт, кто к нему пожаловал.
— Мадам, - окликает её графиня, выдёргивая из ращмышлений. Анна Австрийская поворачивает голову к собеседнице.
— Если мы задержимся, то нам стоит послать за кем-то из вашей охраны.
Доводы графини разумны, и королева с ними согласна. Ей также приходили мысли, что не следует ходить по тёмным улицам. Долго над ответом Анна не задумывается:
- Мы, надеюсь, не задержимся до темноты. В любом случае, я уже позаботилась о том, что вы говорите. Донья Эстефания отправит моих гвардейцев на поиски, ежели мы не вернёмся в договоренное время. Она же предупредит нас, если меня начнут разыскивать. - Испанка улыбнулась:
- Мы вполне можем положиться на неё. Донья Эстефания не захотела возвращаться в Испанию, я её единственная семья.
Это была правда*: ещё будучи молодой, Эстефания де Вильягуиран овдовела; вскоре после смерти супруга она родила ребёнка, зачатого при жизни мужа, но дитя оказалось слабым и прожило не более месяца. Она хотела удалиться в поместье, покинуть Мадрид, где ей слишком многое напоминало о счастливой жизни с мужем, однако прежде, чем она сделала это, колокола возвестили о рождении принца, будущего Филиппа Четвёртого. Во время всенародных праздников нечего и пытаться путешествовать, к тому же, будучи высокого рода, была представлена ко двору. В тот же год для первенца, принцессы Анны, стали искать гувернанток; эту должность предложили нескольким знатным дамам, в том числе и ей. Испытав горе от потери ребёнка и не желая более выходить замуж, женщина привязалась к воспитаннице и не захотела расставаться с ней, даже когда принцесса отправилась в чужую страну.
...Носилки, остановившиеся на одной из улочек Парижа, выпустили две женские фигуры под плащами, с лицами, скрытыми капюшонами и масками. Когда носилки удалились, они, осторожно оглядываясь, перешли улицу, остановившись у двери одного из домов с большой ручкой в виде резной головы льва.
Та, что шла чуть впереди, обернулась и шепотом сказала что-то другой. Волнение охватило её, и, находясь почти у цели, она едва не отступила. "Что я делаю? Как я решилась?" - внезапно ужас такого поступка открылся ей, и страх тисками сжал сердце. Пару мгновений она колебалась, затем кивнула:
- Стучите, - произнесла она, выдохнув.
Спустя минуту (ожидание показалось ей невыносимым) раздались шаги, дверь открылась, впуская спутниц в дом. Служанка, затворившая дверь за гостьями, видно, привыкла к визитам, спросила лишь, как доложить. Шедшая первой вновь взглянула на вторую даму, не рискуя заговорить, дабы не опознали мягкий испанский акцент, предоставляя ей отвечать.
Вскоре обе дамы оказались в гостиной. Женщина огляделась: на стенах висели картины, мебель добротная, пусть не роскошная, но подобранная со вкусом. Сам хозяин, мужчина средних лет, с пробивающейся в волосах и бороде сединой, поднялся навстречу гостьям.
Только теперь она опустила капюшон, из-под которого показались ярко-рыжие локоны, уложенные в незамысловатую причёску. Уголки губ женщины приподнялись в улыбке, когда её появление произвело ожидаемый и привычный эффект.
- Мадам. Обращайтесь ко мне "мадам", - предупреждает раньше, чем художник успевает что-либо сказать. - Наш визит должен оставаться в тайне, сеньор Рубенс.
- Как пожелаете... мадам.
- Тот портрет, что вы создали прежде, пришёлся мне по нраву. Я восхищена вашим талантом. Я хочу, чтобы вы, сеньор, написали мой портрет. Ещё лучше, если вы сумеете написать совместный портрет с Его Величеством. Есть лишь одно условие: сие произведение должно стать подарком, и прежде времени никому о нём знать не следует, вот почему мы здесь.
Она перевела взгляд на спутницу. История, рассказанная художнику, соответствовала тому, что ранее ответила королева на вопрос графини. И если Анна де Бейль предполагала, что скрыта какая-нибудь хитрость, то могла убедиться теперь, что Анна Австрийская не сказала ни слова неправды.
* Всё, что касается истории доньи Эстефании, - полностью моя фантазия.
Отредактировано Anne of Austria (2025-02-03 01:01:10)
[indent] Графиня лукаво улыбается:
[indent] - Мадам, вы просили помощи, и я ее обеспечила вам, но не могу же я сделать что-то одно? Я предпочитаю позаботиться обо всем.
[indent] Как выяснилось, все же не обо всем. Не то чтобы Анна сразу не подумала о безопасности на обратном пути от художника, но в ту минуту почему-то что-то мешало ей еще и тут сыграть на упреждение. Впрочем, было то, о чем королева должна сама заботиться. И управлять ситуацией. Анна одобрительно хмыкает. Донья Эстефания всегда вызывала у нее некую настороженность, в те времена верность королеве была, скорее, минусом, чем плюсом в глазах миледи. Тогда это было вечное противостояние ее одной и королевы, на чьей стороне была дуэнья, сейчас же можно было отложить в сторону все прошлые непонимания и признать, что в какой-то степени Анна завидовала ее величеству, ведь ее с готовностью защищали те, кто любил. Любил, надо сказать, искренне, от всей души, как саму Анну не любил никто и никогда.
[indent] Тоскливая мысль задевает нервные окончания, внутренний голос тихо напоминает: Рене д'Эльбре мог бы так ее любить, но ничего не вышло. Он слишком долго думал, она слишком быстро все решила за обоих.
[indent] - Что ж, тогда у меня ни одной причины переживать, что я не смогу вернуть вас в Лувр в целости и сохранности.
[indent] Донья Эстефания, конечно же, позаботится о безопасности своей подопечной, а Анна де Бейль может чуть расслабиться, задумчиво глядя в щель занавесок портшеза. Она могла бы развлечь королеву беседой, возможно, даже заговорить об их общем знакомом, чьи письма не торопились лететь в руки ждущей их королевы, но политическая обстановка вокруг Англии снова была напряженной, и вряд ли у герцога было время отправить весточку в Париж. Тем более, что для этого требовался верный человек.
Забавно, как неожиданно оказалось, что две женщины в одном портшезе схожи в том, что, лелея свою любовь как сокровище, ничего из этого не имели. Свое Анна раздарила пустоте и отчаянию, спасти бы то, что было у другой Анны. И эти мысли оставляют лишь тишину в портшезе, погружая в размышления на темы, пока еще не готовые к обсуждению.
[indent] Когда они добираются до дома, который занимает художник, Париж уже кутается в закатное солнце, летнее и теплое, полное голосов, перепалок, звона посуды, криков торговцев. Из пекарни дальше по улице тянется запах свежей выпечки, последней на сегодня, и Анна сглатывает, хотя ведь не голодна. Странное это чувство: Париж она не любит, но такая же суматоха окружала ее на Рю де Риволи, и ей даже нравилось ее ощущать. Может, зря она так придирчива к столице?
[indent] Им помогают выбраться из портшеза, красные занавески колышутся уже за спиной, когда обе Анны уже стоят на улице. Графиня поправляет маску, опускает капюшон пониже, направляется к дверям дома вслед за королевой. В какой-то момент ей кажется, что Анна Австрийская сейчас попросит ее вернуться, что ее одолеют сомнения и она передумает. Но минутное колебание закончилось тихим приказом, и Анна резко стучит в дверь, ожидая, когда та распахнется. Служанка поднимает свечу, ее огонек расплескивает сияние вокруг: женщины одна за другой заходят в небольшой коридор. Дверь за ними закрывается, и вся процессия проходит в тепло освещенную гостиную, где их ждет хозяин дома. Анна легко смахивает капюшон, но отходит в сторону, наблюдая, как месье Рубенс узнает во второй гостье королеву Франции. И пока они обмениваются любезностями, она обводит взглядом скромное жилище художника: свечи, картины, не уверенная, что хотя бы одна принадлежит кисти хозяина дома. Разговор же примолкает, и, обернувшись, Анна понимает, что от нее чего-то ждут, на нее смотрит королева, смотрит и художник. Де Бейль дарит обоим лучезарную улыбку, все так же оставаясь в маске:
[indent] - Месье, ее величество знакома с вашим творчеством, а вот я — нет. Покажете нам ваши шедевры?
[indent] - Да, конечно, мадам, — Рубенс склоняет голову, — я прикажу туда подать угощение, ведь вы мои гости.
[indent] Теперь уже обе дамы следуют за художником, и Анна позволяет себе вольность подхватить ее величество под руку, склоняясь к ней с шепотом:
[indent] - Мадам, как вы думаете, помимо вашего мужа есть еще тот, кто заслуживает от вас подарка? — В прорезях маски в глазах пляшут чертята, а улыбка растягивает губы. — Не смотрите на меня с осуждением, я всего лишь предлагаю вам подумать, не обязательно делать... О, мы пришли, — и Анна пропускает ее величество первой в просторную комнату с большими окнами, которая днем явно отличается большим количеством света, что хорошо для рисования.
— Месье, ее величество знакома с вашим творчеством, а вот я — нет. Покажете нам ваши шедевры?
Анна Австрийская бросает строгий взгляд на свою спутницу, надеясь, что служанка не подслушивала под дверью и никому не разнесёт. Сказано же - обращайтесь ко мне "мадам". Необходимо сохранять инкогнито. Слуги болтливы, слухи расходятся быстро, перебираясь из передних в гостиные, так и заговорит Париж, что королева посещает некоего художника под маской. Не с целью ли заговора?.. Как знать... Ведь Рубенс, как известно, даже исполнял дипломатические поручения касательно испанского двора.
Король наверняка подумает именно так. Заподозрить королеву в любовной связи с человеком столь невысокого звания, пусть и известным, невозможно, а вот в заговоре против государства - вполне реально.
Художник ведёт дам в мастерскую - или туда, где хранятся картины, - а графиня между тем, взяв королеву под руку, хитрым шёпотом задаёт вопрос - не иначе как с целью проверить, помнит ли она, королева, о неком заморском друге, коему случалось получить посредством Анны де Бейль письмо от Анны Австрийской.
Поначалу она принимает сердитый вид: "Как вы можете так обо мне думать?!" - однако долго не выдерживает и всё-таки тихо смеётся, прикладывая палец к губам. И вовремя: они входят в галерею или мастерскую, полную картин, как законченных, так и тех, над которыми трудится мастер. Хорошо освещённая, эта комната замечательно подходит для того, чтобы сделать набросок с модели или для сеанса позирования.
Питер Пауль Рубенс уже писал портреты королевы Анны, отчего с её просьбой не должно было возникнуть затруднений: модель была хорошо знакома. Что касается короля, то его изображал великий художник в том числе на картинах, посвящённых Марии Медичи. Таким образом, Анна Австрийская полагала, что изготовление совместного портрета не потребует много времени.
Посреди комнаты стоял мольберт с высоким и широким полотном. Королева остановилась, художник встал рядом с ней. Огромный страшный зверь внизу картины низвергнут был копьём Храбрости. Две фигуры, матери и сына, Людовика Тринадцатого и Марии Медичи, окружённые аллегориями Любви и Согласия, в центре композиции. Король, склонившись, приобнимает мать.
- Примирение матери и сына, - промолвила королева.
- Именно такое название и дано.
- Значит, вы близки к завершению?
- Да, мадам, осталась всего одна картина, помимо той, что перед вами. Я буду признателен, если вы и ваша спутница окажете мне услугу и не расскажете никому о том, не раньше, чем сие полотно будет завершено и представлено.
- Обещаю вам, - ответила королева. - Ведь вы согласны, мадам? - окликнула Анна свою подругу, впрочем, ничуть не сомневаясь в ответе.
Королева взяла свою наперсницу пол руку, и они прошлись вдоль выставленных картин. Одной из них, занимавших в сей галерее почётное место, был портрет герцога Винченцо Гонзаго, первого покровителя Рубенса. Множество картин имели библейские или мифологические сюжеты. Анна остановилась перед портретом мужчины и женщины в беседке жимолости. Их руки соединены, мужчина как бы наклоняется к женщине, сидящей подле него; кусочек синей нижней юбки кокетливо выглядывает из-под платья. Улыбка на лице молодой женщины говорит о счастье, и в то же самое время чувствуется сдержанность. Не составляло большого труда узнать в одном из персонажей самого Рубенса, только моложе. Женщина, как догадалась королева, была Изабелла, его жена. Она выглядела младше своего мужа - совсем юная красавица. По губам королевы скользнула улыбка, она в нескольких словах выразила своё удовольствие.
После того, как слуга, принёсший угощение для дам, ушёл, фламандец извинился, что ему следует удалиться, дабы сообщить, чтобы никто не смел их беспокоить. Дождавшись, когда художник покинет их, королева Анна обратилась к графине де Ла Фер:
- Итак, что вы думаете об искусстве господина Рубенса? Слава им заслужена, как вы полагаете?
Помимо необходимых принадлежностей, на столе красного дерева, находившемся у окна, лежали сделанные пером наброски будущих картин. Желание прикоснуться к тайне создания восхитительных произведений подтолкнуло Анну Австрийскую подойти ближе. Рассмотрев один лист, она отодвинула его... и едва не вскрикнула. С эскиза на неё глядел, очаровательно улыбаясь той улыбкой, которую не раз видела на лице его Анна, герцог Бекингэм. Память всколыхнулась, подбрасывая мысленные образы: танец в Лувре, на глазах у всего двора, его руки обнимают её за талию, скользят по шёлковым юбкам, когда он опускает её; его близость к ней в Амьенских садах, когда она позволила себя поцеловать, а затем испугалась того, что позволила; короткое свидание на празднике в доме герцогини де Шеврёз - ей врезались в память его слова: "Не в моей власти перестать любить вас". И последняя встреча в замке в Берри. Теперь она знала, чей там был дом. Самая долгая встреча из всех. Почудилось, будто он сейчас прищурится, весело и лукаво, улыбнётся и... шагнёт с бумаги к ней, обретя очертания.
На несколько мгновений она остановилась, не сводя взгляда.
После чего, опомнившись, опасаясь оказаться застигнутой хозяином дома или кем-то из слуг, вернула первый лист на место и быстрым шагом подошла к графине.
Она старательно изгоняла образ герцога из воспоминаний, не заводила о нём бесед, боролась с желанием взяться за перо... Сопротивлялась своей наперснице, не раз делавшей намёки. А стоило увидеть, вспомнить, как волнение вновь охватило её, и краска прихлынула к лицу.
- Я надеялась, что сумею забыть его... - прошептала королева, слегка сжав руку подруги. - Теперь вижу: это свыше моих сил. Как узнать, - продолжала она тихо, - есть ли у сеньора Рубенса его портрет? Мне нужна копия. Такая, чтобы поместилась в медальон. Но вы понимаете... он не должен догадаться, для кого...
Безумием было этого желать. Ещё большим безумием - носить при себе медальон, который мог по чистой случайности, небрежности или вследствие предательства попасть в чужие руки и всем открыть тайну французской королевы. Но в эту самую секунду она не владела собой, уступив чувствам, что были взаперти так долго.
Следовало подумать, какому мастеру поручить вставить портрет, кому довериться, однако эти вполне справедливые вопросы и сомнения придут спустя несколько минут. Сейчас ею владело одно лишь желание - иметь нечто, что напоминало бы о том, кого она любит. В противовес тому, как прежде пыталась забыть, теперь Анна Австрийская хотела никогда не забывать.
Изменчиво женское сердце!
[indent] Анна ловит строгий взгляд королевы, лукаво улыбается и подмигивает ей, словно ни в чем не бывало. Немного слухов и монархине не повредит, главное, правильно их распределить. Служанка художника может и правда сболтнуть лишнее соседке, а та своей соседке, но до Лувра слухи доплывут такие искаженные, что даже туговатый на ум Людовик поймет, что всё это чушь собачья, зато воспылает интересом к супруге. Да, Анна знает, кому принадлежит горячее сердце испанки, но еще она знает, что если Людовик не пошевелится хотя бы немного, наследника у Франции не будет, а это необходимость, в первую очередь для самой Анны Австрийской. Как бы прискорбно это ни звучало, но только став матерью наследника, она сохранит себя в неприкосновенности от всяких злопыхателей.
[indent] Мольберт не особо привлекает внимания Анны де Бейль. Графиня лишь успевает скользнуть взглядом по нему, дивясь эпичности картины на грани с пафосом, который не стоит ничего подобного. Впрочем, всё не просто в мире интриг, и Рубенс играет на опережение, рисуя примирение, о котором говорят многие, но которое не происходит никак. Сама Анна даже не пытается вникнуть в этот разговор, медленно прогуливаясь по мастерской, пока ее не окликают.
[indent] - Конечно, мадам, сия тайна умрет вместе со мной, - Анна шаловливо улыбается художнику, следуя за маской легкомысленной аристократки, которая сопровождает Анну Австрийскую. Никому не нужно знать, что графиня при королеве не просто придворная дама, а стражница ее желаний и покоя, достаточно и того, что привлекательная внешность Анны притягивает слишком много внимания, больше нужного.
[indent] Королева подхватывает ее под руку, и Анна снова пускается в круг почета по мастерской, уже в компании другой Анны рассматривая картины художника. Фламандец был, бесспорно, талантлив, но сама Анна оставалась к картинам любого толка равнодушной. Ей было не до них, ей было даже немного скучно - помнится, ее портрет в Берри так и не был дорисован в шестнадцать лет, но после возвращения супруги графа одолело желание попробовать повторить попытку нарисовать Анну. Она не могла усидеть долго без движения, помимо этого чувствуя себя неловко от столь пристального внимания. Вторая попытка тоже оказалась неудачной, Анна все сказывалась нездоровой, а после и вовсе уехала. Кажется, второй портрет повторит судьбу первого, но Анна не чувствует сожаления. Ненужное это, все эти портреты, вся эта красота - вот королеву она завораживает, та изучает шедевры месье Рубенса, не замечая, как слуга приносит фрукты и вина, как сам художник, вежливо извинившись, вышел из мастерской, оставив дам наедине.
[indent] - Мадам, ну откуда мне, простой монастырской послушнице, разбираться в талантах месье Рубенса? - Анна оборачивается, ловя несколько уставившихся на нее лиц с портретов, пожимает плечами. - Полагаю, он мастер своего дела, раз мы здесь.
[indent] Анна Австрийская, привлеченная чем-то на столе, отпускает из поля зрения графиню. Анна лишь плечами пожимает, бесцеремонно берется за кувшин с вином, наполняя два бокала матового стекла. Что уж точно, вино у господина Рубенса в доме достойно такой гостьи, как сама королева. Которую, похоже, что-то смущает, выводит из равновесия. Анна внимательно смотрит на нее, протягивает ей бокал с вином, делает глоток из своего, один, следом второй. Терпко, но приятно, летнее вино - такое пьяное, что перебирать нельзя, иначе последствий не оберешься.
[indent] Анну Австрийскую вот на откровения пробивает от одного запаха, видимо.
[indent] - Вас что-то смутило?
[indent] Оказывается, да.
[indent] Это не исповедь, но откровение, достойное слуха верной соратницы, наперсницы, и Анне это даже приятно. Она отставляет бокал, гладит королеву по руке, легко, осторожно. Слушает ее, внимая ее тоске: вот так, значит, и бывает, чувства близкие, а герцог далекий, такой далекий, что не увидеть, не прикоснуться. Но если Анна Австрийская хочет ему отправить письмо, достаточно сказать об этом графине, она лично доставит его герцогу, даром, что сейчас явно нежелательная персона в его окружении. С другой стороны, к любой двери можно отыскать ключ, уж Анне ли это не знать?
[indent] Графиня не могла похвалиться своим счастьем, да и королеве оно не принадлежит, но маленькие радости можно обеспечить. Раз уж начала играть в ангела-хранителя Анны Австрийской.
[indent] - Я обеспечу вас портретом герцога, наверняка у господина художника что-то быть должно, вы же, в свою очередь, сделайте мне приятное — закажите свою миниатюру у него. В тех самых подвесках.
[indent] Едва слова успевают отзвучать, как хозяин мастерской возвращается. И Анна, без тени сомнения, бросается в атаку. Подходит к нему, берет под руку, едва ли не виснет на нем, смотрит в его глаза своими зелеными с золотыми искорками, в которых пляшет тонкая грусть, настоящая, на самом деле — Анна думает о том, кого бы хотела увидеть, кто ближе, нежели Бекингем к Анне Австрийской, но одновременно так далек.
[indent] - Месье Рубенс, у меня к вам дело. Так уж вышло, что я позволила себе взглянуть на ваши наброски, увидела мужчину, близкого моему сердцу, о чем говорить неприлично, но… — Анна умолкает, подбирая слова, — я не могу претендовать на нечто большее, но хочу видеть его каждый день…
[indent] Новая пауза, в которую у фламандца возникает закономерная потребность вступить в беседу:
[indent] - Мадам, я хотел бы вам помочь, возможно, у меня что-то имеется, но о ком идет речь?
[indent] Анна заливается краской волнения, смущенно тупит глаза в пол, но затем доверительно склоняется к Рубенсу и шепчет:
[indent] - Это герцог Бекингем. Я ему не ровня, но… мечтать ведь не запрещено?
[indent] Рубенс не сразу отвечает, словно вспоминает, затем высвобождается из цепких рук дамы, отходит к окну, где в шкатулках и ящичках лежат не то миниатюры, не то наброски. Анна де Бейль бросает торжествующий взгляд на Анну Австрийскую, жестом показывая, что ей придется выполнять свою часть сделки. Рубенс продолжает копаться, наконец находит искомое.
[indent] - Я осваивал миниатюры, и герцог был одной из моих работ, весьма удавшейся, — он протягивает девушке миниатюру, вполне подходящую для медальона, теперь, похоже, им потребуется ювелир. Тоже весьма скрытный. Анна принимает портрет, изучая красивое, надменное лицо. Похож, бесспорно, похож. И Анна одаривает Рубенса восторженной улыбкой, тихим шепотом вопрошая, прижав миниатюру к груди: — Сколько я вам должна?
[indent] - О, нисколько. Хотя… если мадам позволит нарисовать себя, использовать свою красоту для одной моей идеи…
[indent] Анна удивленно вздергивает брови, затем смеется: невероятное невезение, платить позированием, ведь именно этого она и не любит. Но Рубенс имеет право просить подобную плату, хотя лучше бы деньгами. Скрепя сердце, Анна медленно кивает, пряча неохоту за лучезарной улыбкой:
[indent] - Я к вашим услугам, когда позволит мадам. Кстати, — Анна поворачивается к Рубенсу спиной и делает большие глаза: — мадам хотела вас тоже кое о чем попросить. Правда?
Мадам отвечает уклончиво, королева чуть улыбается: к изобразительному искусству Анна де Бейль равнодушна. Вот Анна Австрийская его любит: пожалуй, ни одну королеву Франции прежде не писали так часто. Увлёкшись рассматриванием мольбертов, картин и набросков, она забывает о вине и фруктах, даже не прикасается к ним.
- Вас что-то смутило?
Смутило... Ошеломило. Вызвало ворох воспоминаний. Она не теряет времени - не зная, когда вернётся художник, сообщает сразу о том, что привлекло её внимание. Прикосновение к руке - лёгкое, ненавязчивое - успокаивает, приводит в чувство. Голос её смолкает, сначала переходя на шёпот, а затем обрываясь многоточием. Сердце, взволнованное, вдруг забившееся быстро, уже не стучит так сильно. Схлынули мгновенные чувства, как волна прилива. Вздохнула полной грудью королева Анна. Приподнялись в лёгкой улыбке уголки губ.
- Непременно.
Наблюдая, как ловко берётся за дело графиня де Ла Фер, быстро подступая к фламандцу, Анна Австрийская восхищается её способностью играть любую роль. Можно предположить, будто бы в самом деле так влюблена мадам графиня, что, не исполни сеньор художник её просьбы, придёт в отчаяние. Рубенс выглядит удивлённым столь неожиданным для него напором дамы, однако находится с ответом - готов помочь, но ему нужно имя. Королева вся замирает, в страхе, что, взгляни он на неё, поймёт всё сейчас же. Она отворачивается, делая вид, что рассматривает детали уже знакомого полотна, висящего на стене: исключительно привычка к сдержанности, привитая ей с детских лет при испанском дворе, помогает теперь не выдать своего беспокойства. Бесстрастность - вот слово, определяющее поведение монарха в Испании. Анна выглядит бесстрастной, безмятежной, будто речь не идёт о ней, а внутри неё всё сжимается от тревоги.
Мужчина направляется к столу. Анна Австрийская всё ждёт, опасаясь услышать... заметить... понять, что он догадался об истинной подоплёке. Но Рубенс лишь перебирает эскизы, отыскивая нужный. Она ловит взгляд другой Анны, говорящий, что всё получилось. "И почему бы не поверить?" - спрашивает она себя. Нет никаких причин. Самый строгий взор не найдёт в герцоге изъяна. Итак, если влюблённой женщине хочется иметь портрет своего возлюбленного, кто её за это осудит? Быть может, ему и вовсе неведомо имя этой дамы: кто запретит любить? Для этого чувства, как известно, границ не существует.
Лишь когда Рубенс протягивает миниатюру, Анна, пряча улыбку, понимает: не эскиз он искал. Уже есть портрет, вполне готовый, лишь вставить в медальон - та же причина, что убедила Рубенса, подойдёт и для ювелира. Она приближается нарочито медленно, словно утомившись, будто бы и вовсе незаинтересованная.
Нет, неверно говорят: "С глаз долой - из сердца вон". Чем дальше любовь, тем чаще к ней сердце обращается, тем бережнее хранит память счастливые мгновения, тем большее значение приобретают памятные вещи, подаренные тем, кто любим.
Любовь на расстоянии не умирает: ни ссор, ни недомолвок между влюблёнными, часто охлаждающих чувства, не случается. Такая любовь избавлена от главной опасности - скуки, и очарование её - в недостижимости.
Господин Рубенс любезно отказывается от оплаты: разве только графиня согласится оказать ответную услугу - королева же, разумеется, позволит. Уже молчаливо позволила, не возразив.
- Кстати, мадам хотела вас тоже кое о чем попросить. Правда? - намекает Анна де Бейль, что пора исполнять обещанное и с её стороны.
- Правда, - соглашается Анна Австрийская. И, возвращая взгляд графине, даёт понять, что обо всём помнит:
- Именно потому мы пришли, не так ли? - Затем переводит взгляд на Рубенса:
- Я хочу, сеньор, чтобы вы написали наш совместный портрет с Его Величеством. Это сюрприз, о котором никому раньше времени знать не стоит. Прошу вас ещё, сеньор, чтобы вы повторили тот самый портрет, что так замечательно вам удался, в королевском уборе с золотыми лилиями, только сделали бы его меньшего размера. Он мне очень пришёлся по сердцу.
Когда, условившись о первом сеансе, художник отошёл, чтобы отдать некоторые приказания слугам, королева, приглушив голос, сказала, взяв за руку наперсницу и слегка пожимая:
- Вы были прекрасны. Я бы поверила, если бы сама не была осведомлена. Благодарю вас, мадам.
И громче добавила:
- Когда мы вернёмся в Лувр, сообщите граф де Комменжу, что мы ожидаем гостя в Фонтенбло.
Тем временем в Лувре донья Эстефания не находила себе места: спустя час с четвертью после ухода королевы ей сообщили, что видели кардинала входящим к королю. Отношения с Его Высокопреосвященством стали после случая с подвесками натянутыми, на грани враждебности. Дурное предчувствие терзало верную дуэнью: кардинал явился в то время, когда король собирался, по своему обыкновению, отбыть в Версаль. А ведь Ришелье лучше других были известны привычки Людовика. Очевидно, здесь имеется некий умысел. И она не могла не подозревать, что сей умысел способен навредить королеве.
Вы здесь » Musicalspace » Фандомные игры » мы редко до конца понимаем, чего в действительности хотим
